Доктор Элиас. Кузнец Слова

ак звали его до болезни, теперь был лишь оболочкой. Чума забрала его учителя, жену, его веру, оставив лишь одержимость – остановить заразу любыми средствами. Его методы были жестоки, его лекарства – ядовиты, но в глазах умирающих мелькала искра надежды, когда он склонялся над ними. Они уходили в объятия Господа с разными лицами: кто-то с извращенной улыбкой, другие со слезами на глазах цеплялись за каждый вдох, но были и те, кто уходил с умиротворённым взглядом. Элиас в глубине души завидовал им. Они больше не увидят того грязного и изуродованного мира.

      Город, охваченный паникой, погряз в грехе. Торговцы наживались на смерти, священники проклинали невиновных, а палачи рубили головы с дьявольской радостью. Элиас, в своем безумном стремлении к спасению, становился таким же, как они. Он чувствовал, как с каждым днём, с каждым пациентом, с каждой секундой терял что-то большее, чем мгновения жизни. Человечность. Элиас услышал это слово лишь два раза за всю жизнь.

      Первый – от своего учителя, гениального лекаря Апокрифа Аруанского. Находясь на смертном одре, наставник произнёс: «Любовь и работа – вот краеугольные камни нашей человечности». Отхаркивая кровавые сгустки на пожелтевшую простыню, он с потухшими глазами смотрел на единственного человека, который находился с ним рядом последние несколько лет его жизни. Единственным учеником Апокрифа был Элиас. Это было благословение для сироты, который остался в жестоком и гниющем городе, пожираемом Чумой. Элиас никогда не забудет эти слова, как не забудет и холодные руки, крепко сжимавшие его ладонь в последние минуты жизни учителя. Апокриф верил в силу человеческого духа, в способность находить исцеление не только в травах и микстурах, но и в самом сердце. Любовь, по его мнению, была не просто эфемерным чувством, а мощной энергией, способной творить чудеса, исцелять раны и давать надежду в самые темные времена. Работа же была не просто способом выжить, а возможностью одарить каждого приходящего любовью.

      Второй и последний раз о человечности Доктор Элиас услышал от жены – прекрасной юной красавицы, что была как дикая роза, цветущая в терновнике. Чума забирала всё что было у Элиаса: родителей, которых тот не знал, учителя и любовь всей жизни. Она лежала в постели, исхудавшая, с лихорадочным румянцем на щеках. Элиас, опустившись на колени рядом, держал её горячую руку в своей. Она слабо улыбнулась, и в её глазах, некогда полных жизни, плескалась тихая грусть. "Не становись таким, как они, Элиас", – прошептала она, с трудом выговаривая слова. "Не теряй человечность. Даже когда вокруг лишь смерть и отчаяние, оставайся человеком". Элиас видел, как чума превращала людей в зверей, озлобленных и жестоких. Видел, как они боролись за кусок хлеба, предавали друг друга, крали у мертвых. Он видел, как страх убивал в них все доброе и светлое. И доктор боялся, что однажды и сам станет таким же.

      Серый рассвет просачивался сквозь свинцовые облака, окрашивая грязные улицы Мортенбурга в тоскливые оттенки. Доктор Элиас, закутанный в лёгкую ночную одежду, поднялся с жесткого ложа. Скрип половиц эхом отдавался в пустой комнате. Первым делом – молитва. Не богам, давно отвернувшимся от этого проклятого города, а себе. Молитва о твердости руки, ясности ума и глухоте к мольбам о смерти.

      Затем – ритуал. Очищение. Вода из колодца, ледяная и пахнущая гнилью, обжигала кожу. Элиас тщательно намыливал лицо дегтярным мылом, смывая остатки сна и страха. После – облачение. Тяжелая льняная рубаха, пропитанная травами, кожаные штаны и высокие сапоги. Самое важное – маска. Воронья голова, с длинным клювом, набитым душистыми травами и специями. Запах чеснока, розмарина и лаванды должен был защитить от зловония разлагающихся тел.

      Последним штрихом – посох. Черное дерево, окованное серебром, с набалдашником в виде черепа. Не для опоры, а для того, чтобы держать зачумленных на расстоянии. Элиас вздохнул. Новый день. Новый урожай смерти. Он открыл дверь и шагнул в туман, навстречу своим обязанностям.

      Фонарь Чумного Доктора отбрасывал пляшущие тени на грязные стены трущоб. Смрад гнили и испражнений въелся в каждый камень, каждый лоскут ткани, каждый вздох несчастных обитателей. Доктор, облаченный в свой зловещий костюм с клювом, пробирался меж кучами мусора и полуживыми телами.

      "Есть ли здесь больные? Страждущие? Кого коснулось проклятие Мора?" – его голос, приглушенный маской, звучал как похоронный звон. Мор – имя злого бога миазм. Его же имя стало народным названием для пришедшей чумы. Из темного угла выползла старуха, кашляя кровью. "Доктор… Помогите…" Элиас склонился над ней, его стеклянные глаза бесстрастно изучали гнойные язвы. "Мор, как я и предполагал. Не бойтесь, я здесь, чтобы облегчить ваши страдания."

      За ее спиной, из темноты, вынырнул тощий мужчина. "Оставьте ее! Вы лишь приносите смерть!"

      Доктор Элиас повернулся, его клюв нацелился на мужчину. "Смерть уже здесь. Я же предлагаю искупление." Он достал из своей сумки странную склянку с черной жидкостью. "Это облегчит ее страдания… и, возможно, спасет вас."

      Мужчина колебался. Отчаяние и надежда боролись в его глазах. В трущобах, где жизнь ничего не стоила, даже тень Чумного Доктора казалась лучом света. Мужчина шагнул вперед, заслоняя старуху. "Что это за зелье? Что вы с ней сделаете?"

      "Это