Не смотри в окно. Дарья Туманова

овно в 02:14, Марта проснулась от внутреннего голоса. Он был строгий, как бухгалтер с ожогом на лбу:

      – Встань. Пойди. Возьми торт. Только кусочек. Маленький. С ложки.

      – Я ж пообещала… – попыталась отбиться она, натягивая на голову одеяло.

      – Одна ложка! Чтобы не мучиться. Чтобы отпустило. Ну же!

      Она встала. Как сомнамбула. Открыла холодильник. Достала торт. Отрезала крошечный кусочек. Потом второй. Потом шесть. Потом насыпала себе чай и села на подоконник. В пижаме с принтом «Без сахара, без глютена, без радости».

      За окном была ночь. Молчаливая, февральская, с редкими окнами, где ещё горел свет. И вдруг – на пятом этаже дома напротив, в квартире, где обычно жила тихая дама лет сорока, вспыхнул свет. И в проёме окна появилась фигура. Женская. Долговязая. Очень чёткая. И… она смотрела прямо на Марту.

      Марта залила себе кипятком в нос и поперхнулась тортом. Когда подняла взгляд – света уже не было. Темнота. Обычная. Скучная.

      «Наверное, показалось», – подумала она. Потом: «Переела сахара. Глюки». Потом: «Надо спать».

      А наутро оказалось, что та самая женщина – умерла. Прыгнула с балкона. Записка, полиция, скорая, чёрный пакет, жильцы с кружками кофе в халатах.

      – Ну, видно, не выдержала, – сказала соседка тётя Галя. – Одинокая была. Весь день дома сидела. Страшное дело.

      Марта кивала, но внутри что-то чесалось. Потому что она точно знала: в 02:14 эта женщина смотрела на неё. А значит, ещё жила.

      И если жила – то почему умерла в 02:30?

      Или… умерла ли?

      Марта не была любительницей криминальных драм. Её любимым жанром была «еда под плед с самоанализом». Но сейчас что-то сдвинулось. Как будто её, такую неповоротливую и рациональную, что-то дернуло за воротник: «Разберись». Или хотя бы не отмахивайся.

      Сначала она попробовала рационально объяснить произошедшее. Может, женщина умерла позже, чем все думают? Может, смотрела не на неё, а просто – в окно? А может, это была вовсе не она?

      Но всё разбивалось об одно – лицо. Это было лицо той самой женщины. С длинным, острым подбородком. С гладко зачёсанными волосами. С глазами, в которых было слишком много… просьбы?

      К ночи Марта полезла в чат жильцов их дома. Тот самый, где всегда обсуждали мусоропровод, плохую уборщицу и «собаку из шестнадцатой, которая ссыт под дверь».

      Но там уже вовсю шло обсуждение происшествия:

      Мария Е.: «Господи, я ж только вчера её видела. Покупала цветы, такая спокойная…»

      Инна П.: «Она заказала доставку в 22:50. Зачем, если собиралась… ну вы поняли?»

      Олег А.: «А мне вообще странно. Камера у подъезда в это время ничего не зафиксировала. Ни выхода, ни входа. Как так?»

      Галина М.: «Вы все паникуете. У людей бывают душевные кризисы. А вы ищете заговор».

      Марта читала, и с каждой строкой в ней крепло странное ощущение: если кто-то и сошёл с ума, то не обязательно она. Или не только она.

      И, может, пора выяснить, что на самом деле случилось в квартире напротив. До того, как улики сотрутся, торт закончится, а совесть снова скажет: «Сиди тихо. Не лезь».

      Марта подняла глаза на окно. Пятый этаж. Там снова был свет. И тень. Чья-то. Но… женщина ведь умерла, да?

      Правда?

      Глава 2

      Марта с утра вела себя почти как нормальный человек. Даже не посмотрела на торт. Даже выпила воду с лимоном и сделала пять приседаний, на четвёртом из которых начала хрипеть, а на пятом – чуть не упала.

      Но внутри бурлило.

      Она принялась пересматривать новости. Вбила в поиске «самоубийство женщина пятиэтажка район такой-то». Выдало только пост в местной группе: «Ужас! У нас трагедия!» и пятьдесят восемь комментариев в стиле «а где был участковый». Ни фамилии, ни точного времени. Только: «прыгнула ночью».

      Ночью – это когда? До двух? После двух? Почему никто не пишет точнее? Это же… важно.

      К обеду она решилась: оделась, вышла из дома и пошла… к мусорке. Не потому что мусор – а потому что оттуда видно тот самый подъезд, где жила женщина. Пятый этаж. Окно теперь было мёртвое – чёрное, занавешенное, как будто всё уже закончилось.

      – Здрасьте, – услышала она за спиной.

      Она вздрогнула. Обернулась. Пожилая женщина в шапке с помпоном и с двумя авоськами.

      – Вы к Лилии? – спросила бабушка. – К ней уже полиция приходила. Вроде всё понятно. Жалко… хорошая была.

      – Лилия? – переспросила Марта. – Её так звали?

      – Ну да. Лилия Николаевна. Учительницей когда-то работала. Потом на удалёнку перешла, говорила, что тексты какие-то пишет. Тихая. С мужем развелась давно. Жила одна. Но вроде с кем-то переписывалась всё последнее время. Я пару раз в лифте слышала, как она вслух смеялась. Значит, кто-то был…

      – А вы… случайно не знаете, когда всё случилось? В смысле… точное время?

      Бабушка задумалась:

      – Ой… ночью. Я спала.