Принц запретов. Мэрилин Маркс

их. Так будет проще уберечься.

      Томми поморщился и всмотрелся в запотевшие окна нашего дома, точно мог разглядеть папу, игравшего на гитаре у себя в спальне.

      – Дьявольского народца не существует, кроха.

      Я нахмурилась:

      – Существует! Как и Аргон.

      – Нет же, Адди. – Томми натужно сглотнул и положил руки мне на плечи. – Скажи, неужели все время, пока меня не было, ты только и делала, что наблюдала за всякой чертовщиной и рисовала ее под папино одобрение? Неужели он и впрямь считает, что тут нет ничего страшного?

      Я решила, что сейчас неподходящий момент для рассказа о том, что в эти месяцы у меня пропали аппетит, сон и речь.

      – А чего бояться? Дьявольский народец и впрямь не может сделать нам ничего плохого.

      В глазах брата засеребрились слезы. Он прикусил нижнюю губу.

      – Кроха, выслушай меня, хорошо?

      Я кивнула.

      – Всей этой чертовщины не существует, – повторил брат. Я открыла рот, чтобы возразить, но он меня перебил: – Раньше я этого не понимал, а теперь понимаю. Папа тот еще болтун, а ты толком и не бывала за пределами фермы. Я и сам почти не выезжал, но на фронте повстречал столько людей, Адди, со всего света, и никто из них ничего подобного не видел. Ни один. Это ненормально.

      Я дрожала в его руках и все норовила вырваться, но он держал меня крепко.

      – Адди, послушай меня, – продолжал он. – Знаю, после возвращения я и сам не могу похвастаться здравомыслием, но тебе нужна помощь, милая, и серьезная. Тут нужен доктор, лекарство или, может… может, поход в церковь, не знаю, но точно знаю, что папины слова вредны твоему мозгу. Если пустить все на самотек, конца этому не будет!

      – Дьявольской народец взаправду существует, Томми, я…

      – Смотри. – Брат выпустил меня и сунул руку во внутренний карман плаща. Достал cобрание сочинений лорда Альфреда Теннисона.

      Я улыбнулась, решив, что он передумал продолжать разговор, но тут Томми вдруг перевернул книгу. Сзади по-прежнему была прилеплена черно-белая фотография, с которой улыбались мы с папой. Точнее, улыбалась только я. А рядом с папой поблескивала пуля, вошедшая глубоко в толстую обложку.

      Я тревожно заерзала в подмерзшей грязи.

      – Я не буду рассказывать тебе всего. Точнее, почти обо всем умолчу. Но я побывал в аду, сестренка. В настоящем аду, в единственном аду, что только существует. И не видел там ни одного чертенка со страниц твоего альбома. Их никто не встречал.

      Я опустила взгляд в землю, лишь бы только не смотреть на книгу, которую Томми мне протягивал. Принялась нервно теребить подол грязной юбки.

      – А знаешь, что реально и не подлежит сомнению?

      Я покачала головой.

      – Ты спасла мне жизнь. – Томми положил книгу на землю между нами. – Я носил ее в нагрудном кармане, понимаешь? У самого сердца. Ты спасла меня, а теперь мой черед тебя выручить, кроха. Я помогу. Я все исправлю.

      – Они существуют, – снова прошептала я.

      Я ведь их видела. Своими глазами. Папина песня, мои рисунки, сделка, которую я заключила, чтобы