Падший. Павел Корнев

время своего ориентировочного прибытия в Новый Вавилон, дабы он принес паспорт и деньги прямо на вокзал.

      После этого я отправился в редакцию газеты. Скорее всего, приближался срок сдачи материалов в завтрашний номер – по коридору бегали растрепанные репортеры с красными из-за постоянного злоупотребления кофе и сигаретами глазами. В рекламном отделе, несмотря на распахнутое настежь окно, было нещадно накурено. Клерк даже глаз от печатной машинки не оторвал, когда я вошел и принялся рыться на столе с брошюрами и рекламными материалами.

      Отыскав визитную карточку Марека Фаре, я покинул редакцию и отправился на Виа Антик, дом семь, корпус два. Снимки бульвара нередко красовались на почтовых открытках, и отыскать эту улицу не составило никакого труда, иное дело – второй корпус седьмого строения. Возведено трехэтажное здание было внутри квартала, виды которого точно не входили в перечень городских достопримечательностей, найти его оказалось совсем не просто.

      Не желая попадаться на глаза консьержу, я зашел со двора, благо калитку в заборе оставили распахнутой настежь. В отличие от нее, дверь черного хода оказалась заперта, но проблемой это не стало. Только уперся плечом и надавил, как сразу с легким треском отошел косяк и скрипнули ржавые петли. Выбивали замок здесь явно не в первый раз.

      По шаткой лестнице я поднялся на второй этаж, в темном коридоре осмотрелся и отправился дальше. Вход в обиталище фотографа обнаружился на третьем этаже, прямо напротив лестницы.

      Я подступил к двери с неровно прикрученными медными цифирями и прислушался. По соседству лихорадочно трещала печатная машинка, этажом ниже забивали гвозди в стену с такой силой, что сотрясался весь дом, из комнат фотографа не доносилось ни звука.

      Повернув круглую латунную ручку, я толкнулся внутрь, дверь не шелохнулась. Пришлось постучать, но на стук никто не отозвался.

      Выбор оставался небольшой: либо уйти несолоно хлебавши, либо совершить уголовное деяние, именуемое взломом, и осмотреться внутри.

      Без особых колебаний я взялся повторить трюк, позволивший попасть в здание: вывернул ручку, уперся плечом в филенку и осторожно надавил, ожидая услышать хруст и треск, но вместо этого дверь вдруг подалась и рывком приоткрылась.

      Немного, всего сантиметров на десять, но хватило и этого. Пахнуло отвратительной вонью, качнулось сине-багровое лицо фотографа с вывалившимся изо рта языком. Затянутый вокруг шеи газетчика желтый шелковый галстук другим концом был намотан на внутреннюю ручку двери, и закоченевшее тело покойника наполовину висело, наполовину лежало на залитом мочой полу.

      Самоубийство? Неужели мой талант заставил фотографа наложить на себя руки?

      Меня будто электрическим разрядом шибануло, но я сразу выкинул эту мысль из головы, достал носовой платок и обернул им дверную ручку, стирая отпечатки. Следствие по факту подозрительной смерти