Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон. Кен Лю

наконец день, когда пэкьу Тенрьо отдал долгожданный приказ. Все дара были измотаны подготовкой к коронации адмирала Криты в качестве императора Нового Дара. Даже часовые, приставленные следить за слугами-дикарями, напились и громко храпели. Льуку на городах-кораблях без труда захватили оружейные, мостики и офицерские каюты.

      Гозтан доставило немалое удовольствие, когда Датама растянулся перед ней после точного удара под колени. Прижимая его шею к полу одной ногой, она легко зарубила охрану собственным мечом капитана.

      За одну ночь льуку завладели всеми городами-кораблями. В виляющих хвостами щеночках проявилась волчья природа. Пэкьу Тенрьо забрал у властителей Дара свою долю оружия, книг и приспособлений для мореплавания, а остальные сокровища пленников приказал сложить на поле и разделить между танами, предоставив право первыми выбирать трофеи тем женщинам, которые внесли наибольший вклад в победу над захватчиками.

      Пока другие таны дрались за рулоны шелка, сундуки золота и цветные кораллы, Гозтан разыскивала среди сокровищ реликвии льуку, чтобы все изготовленные из китовой кости вехи предков, все начертанные на коровьих желудках духовные портреты, все голосовые картины и даже все игрушки арукуро токуа, украшенные гравировкой, вернулись семьям, у которых их отняли.

      Она также взяла «чудесный» черепаховый панцирь, с которого все началось, и уставилась на портрет семьи, изображенный на спинной пластине. Гозтан не знала, где теперь искать дара, который когда-то спас молодых носильщиков-льуку от плетки, однако наряду с этим превратил фрагменты ее быта в декоративные бусины своих историй. Тот человек хотел назвать ее са-тааса, как будто берега бездны между ними можно было соединить простым рукопожатием между девушкой-рабыней и мужчиной из числа поработителей. Ога Кидосу был глупцом, но отнюдь не негодяем. Он был похож на других дара, однако в то же время отличался от них.

      Панцирь в руке показался ей удивительно тяжелым. Гозтан решила оставить его себе.

      Тогда она уже несколько месяцев была беременна. Ей не удалось заставить Датаму надевать чехол из бараньей кожи. Растущая внутри новая жизнь причиняла молодой женщине несказанные неудобства. Постоянно напоминала об унижениях и надругательствах, которые она терпела от Датамы. Но для Гозтан это была первая возможность стать матерью, принести в мир новый голос.

      Ребенок пошевелился в чреве, и Гозтан почувствовала, как он пинается.

      Другие воительницы льуку, оказавшись в ее положении, давно бы уже приняли горькое снадобье, позволявшее нежеланному плоду выйти из утробы. В степи от детей, зачатых без согласия, обычно избавлялись, как только беременная женщина освобождалась из плена, и шаманки на случай, если необходимо было сохранить жизнь матери или подготовить племя к войне, владели разнообразными средствами, способными изгнать плод.

      Но Гозтан медлила. Почему? Она и сама этого не знала. Ей становилось тошно от одной лишь мысли о Датаме, но она никак не могла