Танцовщица. Огай Мори

но мадемуазель, наверное, будет стесняться.

      – В таком случае пройдите в библиотеку, минут за пятнадцать-двадцать я управлюсь. А вы пока выкурите сигару.

      Кубота объяснил Ханако, что позировать ей придется не более двадцати минут, зажег сигару и вышел в соседнюю комнату.

      Библиотека представляла собой небольшую комнату с двумя дверями и окном. Вплотную к окну был придвинут простой стол, стены уставлены стеллажами с книгами. Кубота поинтересовался библиотекой мастера и заключил, что она сложилась из книг, случайно попадавших в руки Родена, начиная с той далекой поры, когда он бедным подростком бродил по улицам Брюсселя. Некоторые из книг имели весьма потрепанный вид, наверно, были дороги ему как память.

      Кубота подошел к столу стряхнуть пепел с сигары. Среди лежавших на столе книг Кубота обратил внимание на изящную книжицу с золотым обрезом, которую он поначалу принял за Библию; при ближайшем рассмотрении это оказалось карманное издание «Божественной комедии». А рядом с ней – томик из полного собрания сочинений Бодлера. Кубота раскрыл книгу и на первой странице увидел заглавие «Метафизика игрушки». «Это еще что такое?» – подумал он и стал читать. Оказалось, в детстве Бодлера водили в гости к какой-то девочке. У той было много игрушек, и он вспоминает, как ему было интересно в них играть. Как бы ребенок ни любил игрушку, у него обычно возникает желание ее сломать, потому что хочется узнать, что у нее внутри. Особенно если игрушка заводная; тогда тем более интересно – что приводит ее в движение. Таким образом, ребенок от физики переходит к метафизике.

      Кубота так увлекся, что прочел от начала до конца весь этот небольшой трактат.

      Тем временем Роден успел сделать набросок и пришел за Куботой.

      – Ну как, вы, наверное, тут скучаете?

      – Нет, я читал Бодлера, – ответил Кубота.

      Ханако была уже одета, на столе лежали два эскиза.

      – И что же вы прочитали из Бодлера? – продолжал Роден.

      – «Метафизику игрушки».

      – Да, вот так же и человеческое тело, оно интересно не внешней своей оболочкой, а душой, которая в ней заключена. Самое ценное в человеке – пламя души, которое прорывается наружу сквозь телесную оболочку.

      Кубота робко взглянул на эскизы, а Роден заметил:

      – Это очень приблизительный набросок, так что здесь что-нибудь понять трудно. – И добавил: – У мадемуазель поистине прекрасное тело, полное отсутствие жировой прослойки, четко выражена каждая мышца. Как у фокстерьера. Кроме того, она идеально сложена. И к тому же очень вынослива – может долго стоять на одной ноге, вытянув другую под прямым углом. Как дерево, пустившее в землю глубокие корни. Совершенно удивительный тип телосложения, в корне отличающийся от средиземноморского или североевропейского типа телосложения. Для первого характерны широкие бедра и плечи, для второго – широкие бедра и узкие плечи. Красота Ханако – это красота силы.

1910

      В процессе реконструкции[21]

21

Рассказ представляет собой беспощадную насмешку над распространившимся в Японии в начале XX в. подражательством внешним сторонам европейской культуры. Действие происходит в токийском ресторане под претенциозным названием «Европа-палас». Поспешная модернизация этого заведения выглядит жалко, национальный облик утрачен, европейский – не обретен. Нелепо выглядит громоздкая мебель, старинные каллиграфические надписи соседствуют с псевдоевропейской живописью. Да, Япония находится в процессе реконструкции, говорит герой, имея в виду не только описанный ресторан, но и всю страну, охваченную лихорадкой вестернизации.