Танцовщица. Огай Мори

когда я только приехал в Германию, мне мерещилось какое-то пробуждение собственной личности. Во всяком случае, тогда я дал себе клятву никогда не оказаться игрушкой в чужих руках. Но, видно, это была лишь самонадеянность птички, которой позволили похлопать крылышками, в то время как ноги оставались связанными. И мне не виделось надежды избавиться от этих пут. Прежде я был марионеткой в руках начальника департамента, а теперь – в руках министра.

      Наша миссия вернулась в Берлин накануне Нового года.

      Распрощавшись на вокзале со спутниками, я сел в коляску и поехал домой. В новогоднюю ночь берлинцы обычно не спят, сон добирают следующим утром. На улицах царила тишина, стоял сильный мороз, ослепительно сверкал утрамбованный снег. Свернув на Клостерштрассе, коляска остановилась у подъезда. Я слышал, как отворилось окно, но из экипажа его не было видно. Извозчик взял мой саквояж и пошел к подъезду. В этот момент навстречу выбежала Элиза. Она радостно вскрикнула и на глазах изумленного кучера бросилась мне на шею. Тот что-то пробормотал себе в бороду, но я не расслышал.

      – Ах, наконец-то! Я умерла бы, если бы ты не вернулся!

      До этой минуты я все еще колебался. Временами Япония, жажда успеха брали верх над любовью. Но сейчас в ее объятиях я отбросил прочь все сомнения. Положив голову мне на плечо, она плакала счастливыми слезами.

      – На какой этаж? – спросил кучер, поднимаясь по лестнице.

      У дверей нас встретила ее мать, я вручил ей серебряные монетки, чтобы расплатиться с кучером. Элиза за руку привела меня в комнату. Мне бросилась в глаза груда белой материи на столе. С улыбкой указывая на нее, Элиза сказала:

      – Смотри, как мы готовимся!..

      Когда она взяла в руки кусок ткани, я понял, что это пеленки.

      – Ах, ты не представляешь, как я счастлива! У нашего ребеночка будут твои черные глазки. Я мечтаю, чтобы у него были глаза, как у тебя. Давай назовем его твоим именем! Конечно, тебе это может показаться смешным, но я не могу дождаться счастливого момента, когда мы вместе пойдем в церковь. – Она подняла на меня глаза, полные слез.

      Несколько дней я не навещал графа, полагая, что он отдыхает с дороги. Я находился безвыходно дома, пока однажды мне не принесли от него записку с приглашением. Я был встречен весьма радушно и удостоился благодарности за работу, проделанную в России. Потом он вдруг спросил, не желаю ли я вместе с ним вернуться в Японию. Похвалил мою образованность, сказал, что знание языков ему представляется чрезвычайно ценным. Зная, что я уже давно нахожусь в Германии, он-де опасался, что у меня здесь могут быть определенные обязательства, но с удовлетворением узнал от Аидзавы, что подобного препятствия не существует.

      Я был не в силах идти наперекор сложившимся у него планам. Меня бросило в дрожь, но опровергнуть сказанное Аидзавой я не посмел. Упустить подобный шанс для меня означало навсегда