Девять дней начала света.

выглядел довольным и беспокоился лишь о том, что зимой я простыну во время своих астрономических изысканий под открытым куполом. Даже предлагал пристроить к моей новоприобретённой обсерватории ещё одну изолированную комнату, куда не сможет проникнуть холод снаружи. Сама по себе эта идея была хороша и практична, но я просто не могла ждать завершения ещё одного этапа строительства и вместо этого поклялась, что в холода не буду долго вести наблюдения, стану кутаться до ушей десятью пледами, а потом уходить вниз и там терпеливо ждать, когда воздух под куполом снова прогреется до комнатной температуры. Таким образом, обсерватория осталась одновременно и моей спальней, и кабинетом, и библиотекой, количество книг в которой постоянно росло, и просто единственным местом в мире, где я чувствовала себя в безопасности. Конечно, после переустройства там стало теснее, потому что почти всё свободное пространство посередине заняла платформа с возвышающимся на ней телескопом, и мне пришлось пожертвовать большой кроватью в пользу почти спартанского ложа – узкой тахты, но и сама я, лишившись ног, стала совсем компактной, так что особой разницы не почувствовала.

      И началась моя новая жизнь! Жизнь, в которой больше не было места гимназии, брендовой одежде, селфи, прихорашиваниям перед зеркалом, первым неуклюжим попыткам накраситься… Зато была целая Вселенная. Та самая, которую раньше я умудрялась не замечать. Это казалось очень странным теперь, когда всё остальное выглядело незначительным и нелепым на фоне открывшихся передо мной масштабов мироздания, его незыблемых законов и неразгаданных тайн, его расстояний, таких непостижимых, что к этому невозможно было привыкнуть, что дыхание перехватывало каждый раз, когда я приникла к окуляру телескопа, что ресницы становились мокрыми от щемящего чувства не то собственной ничтожности, не то, напротив, величия, ведь я тоже являлась частицей всего этого грандиозного великолепия. Бесконечно малой частицей, пылинкой внутри пылинки, песчинкой в пустыне, которая сама была песчинкой, каплей в океане, который сам был каплей, но являлась! Наверное что-то похожее ощущают искренне верующие люди, возносясь молитвами к богу, ощущая его присутствие внутри и вовне. Вот и я, оставаясь наедине с мерцающей бездной небес, чувствовала свою причастность к чему-то неизмеримо большему и бесконечному, чем являлась сама. Необъятный простор открытого космоса стал для меня противоположностью подземной тьмы, противоположностью тяжести и спёртости замкнутого пространства, олицетворением всего того, над чем не властен Великий Червь.

      И я была почти счастлива.

      Костя горячо одобрил как мой новый телескоп, так и оборудованную под него обсерваторию. Заручившись этим одобрением, я осмелилась просить его о совместных ночных наблюдениях, во время которых мне не хватало учителя рядом. И даже не потому, что надеялась на его помощь с хитростями автоматического наведения, инструкция по которому прилагалась только англоязычная