22 шага против времени. Валерий Квилория

занялась дойкой. А старший Лозович, которому князь Александр за его науку весьма сильно пришёлся по нраву, повёл его в свою мастерскую. Мастерская располагалась в просторном сарае.

      – Здесь у меня прут хранится, – указал он на обширную яму, наполовину заполненную ивовой лозой. – Запасы на всю зиму. Кладу слоями и каждый слой перекладываю листьями лопуха, а сверху землицей присыпаю.

      – Зачем? – удивился Шурка. – Потом откапывать придётся. Лучше сразу на полу сложить – места хватает.

      – Нельзя, посохнет ракита[58]. А ежели посохнет, то ей одна дорога – в печь. Для работы свежесть нужна, чтобы лоза была мягонькая и гибкая. Вот я её шубкой земляной прикрою, она влагу-то в себе и придержит, молодость сохранит.

      – А кору чем счищаете – ножом? – поинтересовался Шурка, увидев в углу сноп очищенных от коры, блистающих белизной тонких, в полпальца, прутьев.

      – Не-е, – снисходительно посмотрел на него Лозович. – Ножичек для энтого дела не годится. Тут щемилка нужна, – показал он на воткнутую в земляной пол берёзовую палку, конец которой был расщеплен и отдалённо напоминал узенькую рогатку. Вставляешь лозу в расщеп и тянешь, кожица сама и сходит.

      – Вы, наверное, давно этим занимаетесь? – оглядел Шурка сарай, всякая вещь в котором была приспособлена для лозоплетения.

      – И-и, милай, – важно подкрутил ус Никифор Ворсанафьевич, и видно было, что вопрос ему весьма понравился. – Почитай, сколько себя помню. Ещё дед моего деда лозу плёл. Оттого нас Лозовичами и прозвали. Поначалу кличка одна была – Лоза. А далее, положим, спрашивают тебя «чьих будешь», а ты в ответ – Лозы, Лозов сын, Лозовического роду-племени. Так и пошла семья наша прозываться.

      – А кто у вас плетенье покупает – Переверзев?

      – Хе-хе, – усмехнулся Лозович. – Пан наш и так возьмёт. А покупают люди. Свои из сельца да из соседних деревень – лукошки и корзины берут, ловушки для зверья и птиц, рыбу ловить. А в городе, где я на подставного человека лавку открыл, и стулья, и столы, и этажерки, и диваны плетёные. А один купчина московский единожды заказал шкатулку в три этажа. Тонкая, я вам доложу, работа. Требуется, чтобы ни единой загогулины не выступало, ни единого зарезу не было.

      – А подставной человек – это кто? – не понял Шурка.

      – Который на своё имя дело открыл да на мои деньги моим же товаром и торгует, – пояснил Никифор Ворсанафьевич.

      – Зачем?

      – Я же тебе, князь, толкую, что не можно крепостному такое, – покачал головой Лозович. – Иначе пан всё как есть отберёт. Ведь мы его собственность, а значит, и любое наше дело его делом считается.

      Новый помещик

      Солнце клонилось к закату, когда с улицы донёсся гул встревоженных голосов. Следом к ограде Лозовичей подошёл староста в сопровождении группы сельчан.

      – Никифор! – крикнул он зычно. – Подь сюды! Дело имеется!

      И когда Никифор Ворсанафьевич, и большая часть его семьи, а также Шурка, вышли на улицу, развернул

58

Ракита – виды ветлы, вербы, ивы и других деревьев и кустарников.