Я отвечаю за все. Юрий Герман

прощупывал, образованный человек Штуб или только нахватался, умеет ли обращаться с книгами, как разбирается с планом, с картой, с компасом, как ориентируется на местности, что будет, если потеряет очки.

      – Таки плохо! – вспомнил Штуб известный анекдот про одесского балагулу и про то, как у него сломалась ось.

      Оба посмеялись.

      – Не исключена обстановка, а вернее, такая обстановка будет постоянной, типичной, – вдруг строго сказал Ястребов, – когда при наличии стальной идейной закалки потребуется принимать ответственнейшие решения мгновенно, в секунды, когда понадобится ум вострый, гибкий, когда от этого будет зависеть более чем только твоя жизнь. Как смотришь на это? Как сам про себя думаешь? Надеешься на свои силы?

      – Вы на кого меня прочите? – в ответ прямо спросил Штуб. – На разведчика?

      – Допустим.

      – Гожусь, – спокойно произнес Штуб. – Только, конечно, не по мелочи.

      – Здорово, гляжу, скромен.

      – А я в этой скромности никакого проку не вижу, – суховато ответил Штуб. – Человек должен делать работу, сообразную своим возможностям. А если его затыкают на должностенку ниже его рабочих качеств, государству трудящихся только хуже.

      Ястребов внимательно на него смотрел.

      – Ты из государственных соображений эту свою точку мне высказываешь или из личных?

      Очки Штуба блеснули.

      – А вы как предполагаете?

      – Хотел бы предполагать, что из государственных. Батько твой покойный исключительно из государственных соображений поступал. Так и погиб – без личной заинтересованности. Между прочим, как многие другие латышские стрелки, от ордена отказался наотрез, чтобы быть «вне подозрений».

      – Я этого не знал, – задумчиво отозвался Август Янович.

      – Ты в ту пору ничего не знал. Если не ошибаюсь, учился на портного?

      – И даже с успехами. Пиджак и сейчас построить могу.

      – Хорошо, продолжи свою мысль о скромности.

      – Что ж продолжать? – усмехнулся Штуб. – Скромность хороша по отношению к подчиненным, а с начальством… Скромность по отношению к начальству не более как вид подхалимства…

      Ястребов слушал не без внимания.

      – Есть еще формула, и она, к сожалению, случается, приобретает силу закона, – совсем разошедшись, продолжал Штуб. – Формула «начальству виднее». Откуда эта ерунда взялась? Соответствует ли это духу нашего государства? Владимир Ильич, великий человек Ленин, считал возможным говорить: «я предполагаю», а мы съезжаем, бывает, на формы только директивные. Я его, некоего, заместитель, а он, некий, мне лишь приказывает. Зачем же тогда заместитель? – спрашивается в задачке. Тогда уж пусть будет исполнитель – и вся недолга, и зарплата меньше, не так ли? И опять: каждый из нас, если не в строю стоит, имеет право рассуждать в соответствии с теми данными, которые отпущены нам праматерью-природой, иначе понятие сути Советской власти искажается. Прав я?

      – Зачем же ты у начальства спрашиваешь? – поддел комиссар. – Имеешь свою точку зрения и сиди на ней.

      – А разве