Гроздь рябиновых ягод. Роман. Елена Чумакова

Георгий, работая на элеваторе, время от времени приносил в специальном мешочке, спрятанном в брючине немного зерна. Это было очень рискованно, можно было поплатиться не только свободой, но и жизнью, но спасало семью от голода. Теперь угроза голодной смерти нависла над Настей и детьми, лишая её сна, заглушая боль утраты. Настя и Саня с удвоенным рвением взялись за огород. Дети помогали собирать первые побеги крапивы, лебеды, из них варились щи, из смеси травы и остатков муки пеклись лепёшки. Настя надеялась заработать шитьём, но клиентов не находилось, не до нарядов в лихую годину. Деньги, с таким трудом копившиеся на корову, таяли с каждым днём.

      Жаркий июльский день незаметно перетёк в душный вечер. Настя, закончив прополку, с трудом разогнула спину, не дойдя до крыльца, присела передохнуть на скамейку под рябинкой. Она задумчиво смотрела на резные листья, на наливающиеся алым цветом гроздья ягод, прислушиваясь к детским голосам, доносящимся из дома сквозь открытое окошко. Ниночка на правах главной маминой помощницы утихомиривала расшалившихся малышей. Ей шел всего-то восьмой годок, но серьёзная и ответственная не по годам, она старалась быть опорой для матери взамен ушедшего отца, и малышня слушалась её. Только Лиза со своим перечливым характером частенько бунтовала. Не раз, когда дело доходило до рёва и драки, Настя ставила её на колени в угол. Лиза, насупившись, молча стояла в углу. И уже Настя, маясь от жалости, сама просила дочку: «Скажи, что больше не будешь так себя вести, и выйдешь из угла», но та упорно продолжала стоять на коленях. Настя улыбнулась, вспомнив, как накануне Веночка подошёл и встал на коленки рядом с наказанной сестрой.

      – Я же наказала только Лизу, тебе не надо стоять в углу, – удивилась Настя.

      – А мне тетёнку жалко, – заревел карапуз.

      – Ишь, заединщики, – усмехнулась мать.

      Скрипнувшая калитка отвлекла Настю от дум. Дуся подошла и присела рядышком.

      – Отдыхаешь? Не помешаю?

      – Ну что ты! Хорошо, что зашла. Что-то тебя уж два дня не видно… и я, и дети соскучились. Чем занята была?

      – Новости у меня…, уж не знаю, как и сказать…, уезжаем мы. Степана Игнатьевича моего переводят на другую работу, в Уфу. На днях и поедем.

      Сердце Настино сжалось в комочек. Ближе и надёжнее Дуси не было у неё никого, разве что верная Санька. Холодное, липкое одиночество заползло в душу.

      Перед отъездом Дуся уговорила Настю съездить с детьми в город в фотоателье Максимова, сняться на карточку, себе и ей на память.

      Много лет спустя эта фотография чудом вернулась в нашу семью. Вот она передо мной: молодая вдова с печальным взором и поникшими уголками рта, руки, как опустившиеся крылья, настороженные глаза детей, жмущихся к матери. Так испуганные птенцы жмутся к птице. Это единственная фотография, где все они вместе, и где я вижу лица родных, с которыми разминулась на этом свете.

      После отъезда подруги жизнь Насти стала совсем