Правитель Москвы. Евгений Александрович Иванов

– это хорошо, но это явно очередная уловка. Так много тех, кто поддался на подобные высказывания слуг Ллос и остался навечно в её чертогах…

      Но мне уже стало спокойно. Смерть была мне не страшна, я множество раз с Ней встречался.

      И под бормотание Паучихи, что быстро произносила слова древнего ритуала служение, вырывал из себя последние лапки этой мерзости.

      Тут меня затопила вспышка энергии и мне стало понятно, что теперь я не один…

      «Вот и всё. Теперь ты мой полноценный хозяин. Доволен!? И теперь если хочешь – убивай …»

      В полной растерянности я замер и ошеломлённо застыл.

      Печать служения и покорности, чью добровольную форму произнесла Паучиха настолько подчиняла слугу своему хозяину, что он буквально мог контролировать частоту сердцебиения своего добровольного раба.

      И если для материальных существ обязательно требовалось устное подтверждение Господина, что он берёт на себя ответственность за нового слугу как слово печати и активации, то для духовных сущностей подобное было не обязательно произносить сразу, можно было подождать немного и понять нужен ли тебе такой спутник на всю оставшуюся тебе жизнь. А если это не сделать, то узы, связывающие Хозяина и добровольного Раба через некоторое время, пропадут.

      И по этой связи Господин полностью ощущает чувства и желания слуги. Полностью. Все. Желания.

      И желания этой личинки богини было одно выжить любой ценой.

      И моё желание было созвучно ей, но в отличие от неё у меня не было тысячелетий за спиной, но мой мизерный опыт шептал мне что надо добить её пока она слаба.

      Но или малодушие, или дикое перенапряжение сказались на мне, и тот последний рывок, что нужен был для того чтобы выдрать из себя эту дрянь, был мною не сделан.

      И я провалился в забытье…

      Глава 2

      Тик-так… тик- так…

      Тиканье часов было громким и мерным. По временам в этот ритм вплетались и другие звуки; цокот копыт по мостовой, карканье ворон, чья-то громкая ругань или хохот, а бывало и подобострастный шёпот прислуги.

      Тишина…

      И опять.

      Тик – так… тик – так…

      За окнами дворца шумело раннее жаркое лето, но Ей было холодно…

      Изящные пальчики, сжимавшие молитвослов в теснённом кожаном переплёте, холодели.

      Холод пробирался в неё. Он старался своими тисками сжать её сердце. И ей казалось, что весь мир начинает погружаться в холод.

      В мертвое холодное равнодушие…

      Будто на дно прозрачного горного озера, где вода чистая – чистая, но обжигающе ледяная, вырывающая последние капли тепла и надежды. И на самом дне этой ледяной бездны нет ничего живого, только призрачные силуэты…

      Она чувствовала, что кругом вода, кругом мираж, и нет вокруг ни чего настоящего…

      Низ живота прострелило несильной болью.

      Ледяное оцепененье на миг спало, и она нежно погладила свой животик. Ещё не было видно самой не праздности, но она уже чувствовала новую жизнь и с каждым днём всё отчетливее понимала,