Сквозь сумрачные дни. Стихотворения 1994 года. Мурат Тюлеев

не смешивал с огненным спиртом.

      Глаза закатив, представлять, что тобою

      владеет не жирный носатый уродец,

      а парень, что был позапрошлой весною,

      печальный, одетый совсем не по моде.

      Дождаться: увянет пронзающий стержень,

      Стечёт по ногам горбоносое сало,

      И будешь ты в форме, опять, как и прежде.

      И будто не тошно, и будто бы мало!

      Молитва

      Ночь темна, хоть глаз коли!

      Над просторами земли

      ни Луны, ни звёзд, ни пара,

      ни подобия пожара,

      ни кометы, ни огня.

      Кто во тьме найдёт меня?

      Может быть, в кромешной ночи

      есть дороги покороче?

      Мимо терний, мимо сада,

      мимо ведьминого взгляда,

      по кошачьим коготкам,

      по заветным бугоркам.

      Ночь как ночь! Таких немало.

      Дремлет рай, храпит Валгалла,

      преисподняя взывает

      к тем, кто устали не знает,

      и колдует, и шипит,

      и в котле с травой кипит.

      Сгинь, безликое несчастье!

      Уводи табун напастей,

      уводи чертей рогатых,

      козодоев волосатых,

      всю свою большую рать,

      всех, кто мне мешает спать!

      Друг

      Мы в тиски борьбы зажаты туго,

      форс держать обязанность строга.

      Так всю жизнь зачем-то вместо друга

      ищем мы достойного врага.

      Добрых глаз не замечая снова,

      по следам опасности идём.

      Нам не надо дружеского слова,

      от врага пощёчины мы ждём.

      Нам не надо сладкого покоя,

      Горькие обиды нам нужны.

      Сокрушённо друг вздохнул – пустое,

      были бы врага шаги слышны.

      И порой исход борьбы печален:

      жизнь прошла, а рядом – никого.

      Помнить бы, что друг – он уникален,

      а врага всегда найти легко.

      Мандарин, знаменитый хулиган

      Она упала в обморок мне на руки…

      Я, опасаясь, как бы вдруг чего,

      избавился от маски и фонарика

      и даже от оружья своего.

      Холера потащила меня в заросли,

      где, исцарапав рожу до крови,

      я жертву разглядел, скуля от зависти,

      ведь кто-то был рабом её любви!

      Нетерпеливо оборвав ряд пуговиц,

      я насладился зрелищем таким,

      какое мне, отвратнейшему пугалу,

      не снилось и во сне. Не то, что им!

      Любимцам женщин, ветреным красавчикам,

      что щеголяют в бархатных штанах.

      Зато теперь мои глаза-буравчики

      Блуждают в этих девственных мирах!

      Она пришла в себя, но сумрак хижины

      от нового припадка уберёг

      девчонку, что прикрыла грудь пристыжено,

      как собирает лепестки цветок.

      Испуг её всего лишил, наверное:

      и дара речи, и желанья жить.

      В её глазах читалось только верное:

      «Убийца…