Меняю чупачупсы на прощение. Катерина Сергеевна Снежная

родителям, но, вероятно, и это было частью большой головоломки. Чужих здесь не привечают. Если кто и останавливался из паломников, то на сутки и всегда мужчины. Нам запрещалось общаться с ними. Особенно показываться на глаза – отец Кирилл наказывал за такое крайне строго.

      Годы полнились постами, дымом кадила, свечей, молитв и трезвона калатушки. Она будила меня каждое утро в шесть на литургию, и этот обряд был как замкнутый круг, который я не могла разорвать. Но сердце мое ныло от тоски по свободе, а молельные залы служили местом моих самых горячих просьб. Какой ответ на загадку, которая откроет мне путь в мир, где люди живут, работают и любят?

      И вот, сегодня этот день настал. Отец Кирилл позвал меня после трапезы, что случалась утром и днем под чтение молитв, на прогулку. Я шагала рядом с ним, смиренно заложив руки за спину, толкая коленками черную рясу послушника. Ветер развевал мои волосы, и я вдыхала аромат свободы, который был слаще любого кадила.

      – Тебе пора в мир, – произнес он, как обычно прямо, без вступления.

      – Мир?

      Я пришла в ужас от орды мыслей и одновременно проблем. Где я буду жить? Чем стану заниматься? Где учиться дальше, после выполнения миссии? Кто будет опекать? Отец?

      – Что со мной будет, после?

      Глупый вопрос. Ничего со мной не будет. Меня затачивали все годы лишь на одну миссию. Я шла рядом с отцом Кириллом, и пинала высохший ком травы. Афон довольно каменист, ветреный и удаленный.

      – Всему свое время, – отец Кирилл остановился на мысе острова. – Когда ты найдешь его, мир изменится. И тогда я смогу тебе открыться. Случилось непредвиденное, – мой наставник протянул четки с крестиком из кипариса и маленький потрепанный книжный томик. – Несколько дней назад погиб твой отец.

      Это и плохая новостью и одновременно никакая. Я никогда не знала его. Для меня он был просто тем, кто зачал меня. Мы виделись-то всего три раза. Все что я знаю, это то, что один известный арктик, насильно взял в жены мою мать, когда та была уже беременна мною. Это вообще-то преступление. Но ни тогда, ни сейчас никого оно не интересует. И я помню его, помню, как называла дядей. Я взяла крест и книгу, рассматривая. Гете «Фауст»!?

      – Но если я его не найду?

      Этот вопрос терзал меня больше всего.

      – Пакуй сумку, Максима, – кивнул отец Кирилл, после некоторых подробностей о смерти отца. – Тебе придется продолжить его дело. Твоя миссия в том, чтобы найти Мост Вечности. И ты справишься с этим.

      Глава 2

      Военно-медицинский институт никогда не сталкивался с подобными симптомами. Травмы были одинаковыми: воспаление твердых и мягких мозговых оболочек, обширные ожоги внутренних органов. У прапорщика Ахметова не наблюдалось улучшений. Внутри образовались многочисленные тромбы, которые и привели к инфаркту. Бедолага скончался, несмотря на усилия врачей. У рядового Турина развивался перикардит, жидкости вокруг сердца имелось мало, и шансы на выживание казались выше.

      Ниршан же восстановился быстро. Спустя три месяца он был практически здоров, за исключением неврологических симптомов похожих на приступы алкогольного опьянения с сильной психоэмоциональной неустойчивостью. Те должны были пройти через пару месяцев.

      – Уезжаешь, – спросил Турин, слыша, как сосед собирает немногочисленные вещи.

      Зрение к рядовому так и не вернулось. Ниршан привык к беседам скучными днями и вечерами, взял приятеля за руку. Больше всего Турин любил футбол, неплохо играл в шахматы. Говорил, дочь любит. Он мало рассказывал о семье и себе. С ним было любопытно философствовать. Для рядового, Турин оказался удивительно эрудированным.

      – Посмотри за меня «Уондерес» – «Ройял Инженирс».

      – Когда выпишешься, послушаем вместе.

      – Это вряд ли.

      Ниршан промолчал. У Турина образовались спайки. Врачи промыли сердечную сумку специальным раствором. Не помогло. Его сердце билось с трудом.

      – Я не сказал тебе спасибо, – Турин порывисто сжимал руку приятеля, положив себе на грудь. – Вытащил из пекла. Но видимо, «он» решил иначе.

      Ниршан усмехнулся, подумал, хорошо тот не видит выражение его лица. Турин верил в Бога, молился утром и вечером.

      – Все впереди, солдат.

      Рядовой горько улыбнулся.

      – Хорошо, что ты не они. Ублюдки, думают загребли все. Только ничего они не знают, – Турин похлопал руку приятеля.

      – Не бузи, рано или поздно, уберутся. Мы подождем, – Ниршан покачал головой. – Дай им шанс.

      Турин вдруг наморщился от боли. Схватился рукой за сердце и выгнулся дугой. Ниршан нажал кнопку вызова персонала. Тот остановил его, поймал вслепую за руку, потащил цепочку на шее.

      – Возьми.

      Ниршан ожидал увидеть крестик. Все верующие носят. Оказалась монета. Простой, окислившийся со временем кругляш. Кривой, с обломанными краями. Чеканка почти вытерлась, но все же угадывается.

      Турин мучительно застонал, скорчился от нового приступа боли. Он часто и тяжело задышал,