Хуррит 2. Ивар Рави

любого или группы людей, – пояснил Саленко. – Таким образом, они не могут вас казнить, но и не могут отпустить, даже если вы чудом выиграете все поединки, – голос украинца дрогнул, он мысленно уже хоронил меня и Этаби.

      – Ты сказал, что не могут дать свободу, даже если мы выиграем все поединки? – напомнил я переводчику, стоявшему с кислым выражением лица. – А как же это право помилования?

      – Оно спасло вас от смерти там у ворот, и оно неприкосновенно. Но закон Тешуба – Тарку по крови, их верховного бога, выше права помилования Инанны.

      – Вик, давай не мути, – я начинал терять терпение, – что будет, если мы выиграем все поединки? Они же не могут нас казнить, будут держать в яме, пока мы сами не умрём?

      – Вас продадут в рабство, – еле слышно выдохнул украинец. На минуту я задумался – выиграть такое количество поединков было фантастикой. Но даже если это произойдёт, перспективой является рабство. Представив реакцию Этаби на рабство, еле сдержал смех – не стоило провоцировать жрецов, ещё заменят колодку на петлю.

      – И Ада ничего не сможет сделать, чтобы нас не продали? – задал уточняющий вопрос. Саленко отрицательно покачал головой, в уголках его глаз блестели слёзы. Украинец был хорошим, порядочным человеком. Природа не дала ему физических данных быть бойцов, но судьба наделила его чистым сердцем.

      Жрецы терпеливо ждали окончания диалога. Убедившись, что я получил всю информацию, седовласый приблизился ко мне:

      – Ты умрёшь как собака, – по слогам произнёс жрец. В переводе не было необходимости – по интонации и паре знакомых слов я понял, что мне сказали.

      – Только после тебя, тварь! Переведи, – потребовал голосом, не терпящим возражения. Мои слова вызвали безудержный смех у всех троих: жрецы даже согнулись пополам, хлопая себя по коленям.

      Закончив смеяться, седовласый крикнул вглубь залы: появилась стража и с меня сняли колодку. Заломив мне руки, вывели из храма и сразу накинули петлю на шею.

      – Завтра первый бой, я попробую принести еды ночью, – успел крикнуть Саленко, прежде чем меня повели обратно. Уже сгущались сумерки, у одного из стражников горел факел, которым он освещал дорогу нашей процессии. Петля с шеи сняли, только когда я опустился в яму на уровень решётки. Стражник ногой толкнул мою голову, едва не скинув меня с лестницы.