Качели времени. Архимед. Ирина Михайловна Кореневская

уже вышли из подъезда, сменив тему разговора на более нейтральную. Хорошо, что тетя Лена сосчитала мамино нежелание говорить о нарушении доверия и личных границ. Плохо, что сама она сует свой любопытный нос и в дела собственных сыновей, и в мои тоже. Виктор – хороший парень, толковый и разумный. И он знает, что мать шпионит за ним, это его огорчает и увеличивает между ними пропасть. Может, как-нибудь намекнуть маминой подруге, что ее вторжение в личную жизнь сына не прошло незамеченным?

      Сашка закряхтела и я переключил на нее свое внимание. Понятно, есть хочет. Я быстро поскакал на кухню, подогрел смесь и вернулся, когда девчонка уже начинала недовольно попискивать. Успел! Если бы провозился еще пару лишних минут, она бы тут такой вой подняла – трубы Иерихона в сравнении с ним показались бы тихой и приятной музыкой.

      Пока ребенок ел, я всматривался в ее личико и пытался понять, на кого же она будет похожа, когда подрастет. Младенец в нашей жизни – новая переменная, во вневременности и до нее у экс-Хроносов дочерей не было. Если не считать, конечно, той, что их сменила – нашего далекого потомка. В честь нее, думаю, они и назвали сестру Александрой. И пусть Дан с Данией все забыли. Есть вещи, которые буквально отпечатываются на подкорке.

      Итак, на кого она похожа? Бровки пока светлые, как у Дании. Глазки голубые, но скорее всего, такими не останутся. По остальным чертам лица тоже сложно что-то сказать. Однако улыбается она уже точно как Даниил: с легкой хитринкой, лукаво. А вот когда сердится, то вылитая Дания. Дочь своих родителей.

      Насытившись, Александра улыбнулась и изволила тут же отойти ко сну. Я произвел все необходимые манипуляции, уложил ее в люльку и вскоре младенец уже тихо сопел. Прислушался: экс-всемогущая с тетей Леной сидят в кафе в паре кварталов отсюда, болтают на ничего незначащие темы. Посмотрел на часы: Даниил придет через сорок пять минут. В этой жизни он невероятно пунктуален, что постоянно вызывает у всех удивление. Между тем, нет ничего удивительного – хозяин времени другим быть и не может.

      Итак, сорок пять минут я могу посвятить журналу. Дания немного ошибается, когда говорит о повести. Мое воображение не позволяет мне создать новый мир, населить его выдуманными героями, вдохнуть в них жизнь, сделать их выпуклыми, яркими, придумать для них сюжет… Я не писатель, я ученый – был и остаюсь им всегда.

      И в журнал, толстый, многостраничный, я записываю то, что было раньше. То, что было во вневременности и даже до нее. Вдруг дар помнить прошлое со мной не навсегда и однажды иссякнет, а врата прошедшего закроются для меня навеки? Тогда останутся мои свидетельства. Живое доказательство того, что все было. Так я сохраню минувшее. А там было много такого, чего я не хотел бы забывать. И даже то, что я с удовольствием подверг бы забвению, тоже нужно сохранить. Ведь это и есть моя жизнь длинною в десять тысячелетий. И она достойна того, чтобы ее запомнить.

      Глава вторая. Что я помню?

      Что я помню? Каково мое первое воспоминание об этом мире? То самое, которое легло на белый лист чистого разума, мой первый взгляд