Повседневная жизнь российских подводников. 1950–2000-е. Николай Черкашин

где развернута операционная, – аккумуляторная батарея, которая, разряжаясь, дает дурное тепло, но при этом еще и выделяет водород. А этот взрывоопасный газ сжигается в специальных электрических печках, которые тоже работают, добавляя в общий зной свои градусы.

      – Второй, выключить батарейный автомат!

      Это инженер-механик заботится о том, чтобы в «операционной» было чуть прохладнее. Электролит при разрядке нагревается, поэтому энергия на расход будет браться из аккумуляторной ямы четвертого отсека.

      Панков уложен на столе, руки и ноги пристегнуты специальными ремнями, его уверяют, что это необходимо для штормового крепления.

      – Свалишься, потом собирай тут тебя по частям, – с преувеличенной озабоченностью ворчит Буйневич. – На, выпей!

      – Что это? – опасливо принюхивается мичман.

      – Коко с соком!

      – Спирт?

      – Пей, чтобы «мама» не орал!

      Помимо всех проблем возникла еще одна: у Панкова идиосинкразия к новокаину, то есть непереносимость препарата, а других средств обезболивания в аптечном арсенале врача нет. Придется резать под местной заморозкой. А это более чем чувствительно. Перед лицом мичмана вывешивают марлевую занавеску, чтобы не видел ничего лишнего.

      Автору этих строк доводилось присутствовать при операции на такой же подводной лодке в качестве медбрата – подавать хирургу инструменты, промокать ему мокрый лоб. Я видел своими глазами, как все непросто: и сделать из кают-компании операционную, и зафиксировать больного, и сделать первый надрез… И как сложно унять собственное головокружение при виде обильно выступившей крови…

      Из дневника хирурга:

      «Сделал косой надрез по Волковичу – Дьяконову длиной сантиметров в семь. Тут же “запаял” электрокоагулятором перерезанный сосудик с двух сторон, чтобы не кровоточил. Убрал тампоном набежавшую кровь.

      “Если больного хорошо зафиксировать, – как шутит наш флагманский врач, – то оперировать можно и без наркоза. По Малюте Скуратову”. И еще он поучает молодых хирургов: “Красненькое сшивается с красненьким, а беленькое – с беленьким”. Шутки шутками, но местное обезболивание при такой операции – это пытка. Как беззащитна человеческая плоть перед острым металлом… Как отчаянно сопротивляется кожа, как упираются фасции мышц. Но… Сталь сильнее.

      Итак, кожа рассечена, а вместе с ней и подкожная жировая клетчатка. Доступ в полость живота открыт. Это как лаз в аккумуляторную яму… Сравнения с лодочной машинерией приходят на ум сами собой. Наверное, после довольно въедливого изучения “матчасти”.

      – Не больно? – спрашиваю у пациента.

      – Да кромсай, док, как надо. Потерпим…

      Путь к отростку преграждали фасции косой мышцы, и я перерезал их ножницами, затем раздвинул ткани, они легко разошлись в стороны, открываю путь в глубину. Теперь надо рассечь брюшину между зажимами, но так, чтобы не задеть оболочку кишки. Она очень тонкая,