Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях. Анна Стюарт

Впрочем, нацисты быстро положили этому конец. Но их мелочность дала Филиппу новые заказы – он менял стильные звезды на грубые заплатки, которые так нравились захватчикам. А уж если он кое-где делал шов, подшивал подол или добавлял какую-то деталь, то кому до этого было дело?

      – Немцам не на что жаловаться. Они и без того нас всего лишили – зачем им еще и наша одежда?

      Филипп неловко поежился.

      – Мне, правда, нужно тебе что-то сказать…

      Эстер с удивлением посмотрела на него.

      – Это не про одежду?

      – Нет.

      – И это не может подождать? – снова спросила она, но у нее уже возникло неприятное чувство, напрочь убившее настроение. – Что ж, рассказывай…

      – Нет, нет, нет, это может подождать… Иди ко мне…

      Он начал расстегивать пуговички на ее форме, но пальцы его дрожали, и Эстер осторожно его остановила.

      – Лучше расскажи, Филипп… Общая проблема…

      – Все равно проблема, – мрачно закончил он.

      – Пока мы вместе, то…

      – Пока…

      Сердце Эстер упало.

      – Что случилось? Квартира? Хозяин…

      – Нет, не хозяин, нет… Просто… Подожди минутку…

      Он метнулся в кухню и вернулся с местной газетой «Лодзер Цайтунг». Филипп медленно развернул ее и передал Эстер. На развороте была напечатана карта города, с темным пятном в районе рынка Балуты. Ниже было напечатано «Die Wohngebiet der Juden».

      – Wohngebiet? – Эстер непонимающе посмотрела на Филиппа.

      – Место проживания, – перевел он и с горечью добавил: – Гетто.

      Эстер рухнула на постель, даже не заметив, что Филипп сел рядом. Она никак не могла понять немецкий текст. Статья, написанная в имперском стиле захватчиков, гласила, что евреи как «раса, лишенная чувства чистоты» должны жить отдельно от остальных членов общества, чтобы не заразить «порядочных граждан» города. Эстер снова и снова перечитывала эти слова, понимая их лишь отчасти.

      – Лишенная чувства чистоты, – прошептала она. – Да как они смеют?!

      Она оглядела свою квартирку – маленькую, старую, даже ветхую, но безупречно чистую.

      – Это неправда, Эстер, – мягко проговорил Филипп.

      – Знаю! И от этого еще хуже! Как они смеют говорить о нас такое? Разве не существует закона о клевете?! Почему их никто не остановит?

      Филипп закусил губу.

      – Они – победители, дорогая. Значит, они могут сделать все, что захотят…

      – И загнать нас в… гетто?

      Даже само слово было отвратительным – коротким и резким, как ядовитое насекомое.

      – Похоже, да…

      – И когда?

      Филипп сглотнул.

      – Нам дали три дня…

      Эстер с ужасом посмотрела на него, поднялась и вышла из спальни в кухню. Пальто ее висело на крючке в коридоре – там она повесила его, войдя домой, ощутив восхитительный запах бигоса и увидев любимого мужа в фартуке. Ей хотелось соблазнить его, несмотря на все, о чем он уже знал… И в то же время ей хотелось, чтобы он не говорил ей об этом,