Учения и наставления моей бабушки Евдокии. Наталья Степанова

учила бабушка

      Только одно утро

      Я проснулась. Сумерки. В комнате потрескивают дрова, и я слышу тихую бабушкину речь. Она низко склонилась к поддувалу и монотонно говорит заговорные слова:

      Печь, моя мать, велю тебе мои слова взять,

      Через трубу свою на ветер их выгонять.

      Пусть бы они спешно по ветру буйному шли,

      Раба Божия Федота нашли

      Да к рабе Божией Настасье привели.

      Матушка печь, ты можешь любое яство испечь.

      Испеки ты мне раба Божия Федота,

      Чтобы сердце его стонало и ныло,

      К рабе Божией Настасье не остыло.

      Хоть бы ты его доняла

      И от рабы Марьи к рабе Настасье прогнала.

      Ходил бы он возле жены своей жеребцом,

      А к Марье бы от жены шел мерином.

      Будьте вы, все слова мои, крепки, лепки,

      Заговористы и убористы.

      Печь, моя мать,

      Не дай моего слова поломать.

      Ключ. Замок. Язык.

      Аминь. Аминь.

      Аминь.

      Я услышала тихие всхлипывания и сразу же догадалась, что это плачет пришедшая к бабушке соседка. Муж у нее загулял, и она приходит к нам по зорям уже третий день подряд.

      «Не реви, – приказала бабушка, – все сладится, обида забудется, а сердце твое с его сердцем слюбится. Ступай, мне еще нужно утренние молитвы почитать».

      Скрипнула дверь – это Настасья пошла домой. Я тут же свернулась клубком, пытаясь продлить свой сон, но бабушка, приметив, что я проснулась, негромко, но твердо сказала: «Вставай, душа моя, давай Богу за людей помолимся, а потом я тебя вкусненьким чаем с вареньицем угощу. Вставай, касатушка, сон мил, но молитва нужней».

      Прочитав утренние молитвы, мы стали пить чай с вареньем. Однако в дверь вскоре постучали. Я привыкла, что с раннего утра к нам приходили люди. Бабушка принимала это как должное, и я никогда не замечала, чтобы она раздражалась тем, что ее тревожили в любое время суток.

      Калека без рук и без ног

      На подводе привезли калеку. Я видела разных больных, но вид этого человека меня сильно напугал. Бабушка, как только увидела больного, у которого была видна только голова, быстро взглянула в мою сторону. Мне, девятилетнему ребенку, было действительно страшно видеть изуродованное тело. Пока калеку раздевали, бабушка присела возле меня на корточки и сильно дунула мне в лицо. Я смотрела в ее темные глаза и чувствовала, как все вокруг меня начало меняться. Вначале бабушкины губы двигались быстро, и я ясно различала то, что она произносила. А потом она стала говорить тише и медленнее.

      На море-океане, на острове Буяне,

      Стоит дерево – двенадцать ветвей.

      Ветер дерева не качает,

      Веток его не ломает,

      Оно спит не спит, стоит не стоит,

      Не видит, не слышит, ничто его не колышет.

      И