Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2. Стивен Коткин

несмотря на то что корни приписываемых ему великих перемен нередко восходят к правлению его отца или даже деда [243]. Кроме того, Петра считают проводником вестернизации, несмотря на то что он не доверял Западу и использовал его чисто инструментальным образом, а именно в качестве источника технических знаний [244]. Петр, чья мать имела в числе своих отдаленных предков татар, в культурном плане действительно сблизил Россию с Европой. В институциональном плане он упорядочил государственный аппарат по шведскому образцу. Кроме того, он учредил «Табель о рангах», лестницу стимулов, поощрявших конкуренцию за почести и привилегии и открывавших поступление на государственную службу для новых людей. Оторвав статус от наследственных прав или, иными словами, сделав наследственные права наградой, присуждаемой государством, Петр расширил возможности правящей власти. Но он сам заложил мину под все свое государственное строительство, лично вмешиваясь во все дела. Как отмечал один иностранный посол, Петр «с каждым днем все больше и больше убеждается в том, что во всей державе не отыщется ни одного его кровного родственника или боярина, которому он мог бы доверить важную должность. Поэтому ему пришлось влачить все тяжкое бремя державы на себе и набрать в правительство новых людей, отстранив от власти бояр (которых он называет псами-изменниками)» [245]. В 1721 году Петр провозгласил себя Императором, тем самым претендуя на равный статус с императором Священной Римской империи (чей титул был номинальным). (Петр выбрал для себя титул Император Всероссийский вместо предлагавшегося Император Востока.) Но в первую очередь Петр создавал свой собственный имидж, отчасти посредством шутовских придворных ритуалов – пьяных оргий, пародийных свадеб, – которые акцентировали ключевую роль личности самодержца и важность доступа к нему [246]. Построение сильного государства смешалось с возвышением роли личности.

      Помимо этого, избранный Петром метод государственного строительства укреплял неразрывную связь между российскими элитами и самодержавной властью. В России так и не сложилось полноценной аристократии со своими собственными корпоративными институтами, которая бы в итоге покончила с абсолютизмом (хотя в 1730 году некоторые представители русского дворянства наконец попытались это сделать) [247]. Правда, русское дворянство накопило такие же богатства, как дворянство в Австрии или даже в Англии. При этом в отличие от Австрии и Англии из рядов русского дворянства вышли культурные фигуры мирового значения – Лермонтов, Толстой, Тургенев, Глинка, Чайковский, Рахманинов, Скрябин, Мусоргский. Более того, русское дворянство было открытым сословием: дворянский статус могли получить даже незаконнорожденные (такие, как Александр Герцен). Но еще более серьезное отличие состояло в том, что английская аристократия приобрела политический опыт в качестве правящего класса в рамках конституционной монархии. Российские дворяне-крепостники были всемогущими в своих поместьях, но в конечном счете они во всем зависели от милости

243

Hughes, Peter the Great, 11.

244

Klyuchevsky, Peter the Great, 257, 262–5.

245

Цит. по: Bushkovitch, Peter the Great, 210, с небольшими исправлениями.

246

Peterson, Peter the Great’s Administrative and Judicial Reforms; Anisimov, Reforms of Peter the Great; Zitser, Transfigured Kingdom.

247

Предпринятая в 1730 г. попытка двух дворянских кланов ограничить власть царя – посредством выдвижения условий, на которых он восходил на престол – провалилась главным образом вследствие сопротивления со стороны других кланов: Waters, Autocracy and Aristocracy.