Мелодия первой любви. Анна Зимова

т, это из-за громкой музыки. И сразу навалилась усталость. Только что я парила, слившись с мелодией в одно целое, но вот меня шмякнули о землю. Я по привычке съёжилась внутри. Звонок раздался снова. Я откинулась на стуле, вздохнула. Я знала, что сейчас будет.

      Еще раз позвонили и сразу же застучали в дверь. Прекрасно знакомый мне голос соседки сверху, резкий, каркающий, произнёс:

      – Это Зинаида! Откройте!

      Я посмотрела многозначительно на маму: «Ну вот, пожалуйста, получи. Иди, открывай…» Она лениво вылезла из глубин велюрового кресла, стараясь не уронить при этом огромную керамическую кружку с чаем. В отличие от меня, она не была ни расстроена, ни смущена. Ее умащённое маслянистой косметической глиной лицо ничего такого не выражало. Она даже хмыкнула.

      – Откройте, я же слышу, что вы дома!

      Мама пошла не в прихожую, а в спальню. Вернулась она буквально через несколько секунд, в руках у неё был шуршащий целлофановый пакет, через который просвечивало что-то пёстрое, явно лёгкое. Шарфик, а может, палантин, которых у нас сотни. Мама продемонстрировала мне пакетик и скорчила рожицу, отчего глина на щеке собралась в гармошку: смотри, мол, на какие жертвы мне приходится идти. Я пожала плечами. Ты сама, мама, назначила такую цену, так что плати.

      В дверь снова позвонили.

      Мама, шурша на ходу пакетиком, пошлёпала босиком в своей шёлковой пижаме в прихожую. Проскрипел замок, звякнула цепочка. Я уставилась на колени и втянула голову в плечи, обратившись в слух. Мне эти вечерние спектакли – моральная порка, а маму, похоже, они просто забавляют.

      Из спальни выглянул папа:

      – Ну что, опять доигрались? – Он тоже улыбался. Одна я в этой семье испытываю чувство стыда и неловкости в такие моменты?

      Я пожала плечами: сам видишь. Он развёл руками: ну что же поделаешь, судьба наша такая, – и снова скрылся в спальне.

      – Здравствуйте, Софочка! – прокаркали в прихожей вежливо, но с угрозой. – Вы, конечно, извините, что я так поздно, но ведь повод, как вы понимаете, есть…

      – Здравствуйте, Зинаида Арсеньевна. Ох, мы опять шумим? – Мама умеет включать дурочку. – А мы и не знали, сколько времени.

      – Ну а вы сами-то как думаете, милая?

      – Вы уж простите. Но у нас такие обстоятельства. Леночке сейчас нужно много заниматься, вы поймите. Обкатываем концертную программу.

      – Но не в одиннадцать же вечера? Мне спать нужно.

      – Мы скоро заканчиваем, честное слово.

      – Вы вообще понимаете, как ваш шум на меня влияет? Софочка, у меня давление. Я устала вам повторять. Я дозу корвалола увеличила, но он уже не помогает! Вы думайте о соседях-то хоть немножко.

      – Зинаидочка Арсеньевна, Леночке играть просто необходимо по четыре часа в день. Она не может упражняться по столько днём без перерыва. Да мы не так уж и громко. Рахманинов…

      – Конечно, не громко. «Бум-бум! Бам-бам»! У меня уже в голове бумкает. Гипертонический криз может случиться! Вы понимаете вообще…

      Представление в прихожей приблизилось к кульминации. Я знала, что все эти пикирования – просто манёвры. И что победа будет за мамой. Она просто даёт соседке покуражиться перед тем, как нанести решающий удар.

      И вот. В прихожей призывно прошуршал пакетик.

      – Зинаидочка Арсеньевна, от лица нашей семьи приношу вам извинения. Ну войдите в положение ещё раз. Вы же такая понимающая. Я, кстати, думаю о вас, ещё как думаю. Знаете, я вот как-то тут увидела вас в вашем бежевом плаще и подумала: а ведь Зинаиде Арсеньевне очень подойдет сюда лёгкий розовый шарфик. И когда была в последний раз на закупках в Турции, приобрела специально для вас. Вот. Примите, пожалуйста.

      – Ох, Софочка, ну вы что, – карканье стало более приглушённым и вкрадчивым.

      – От души, не обижайте.

      – Ну право же…

      – Натуральный крепдешин! Ручная вышивка.

      – Ох, какая красота. Но я не могу.

      – Вы так к нам терпеливы. Это я не могу отпустить вас без подарка. Это самое малое, что мы можем для вас сделать.

      – Софа…

      – Нет-нет, не обижайте меня.

      Я буквально видела, как мама наматывает на неё этот шарф, как он шёлковой змеей обнимает морщинистую шею Зинаиды Арсеньевны.

      – Ну красота же! – ахала мама. Наконец фальшивая борьба была окончена. Зинаида Арсеньевна сказала:

      – Знаете, я ведь не злой человек.

      – Вы самый терпеливый человек из всех, что я знаю!

      – И должна вам ещё сказать. Ваша Лена – молодец. Настоящий талант. – Я ещё глубже втянула голову в плечи, стыд вовсю шпарил щёки, я чувствовала, как к ним приливает кровь.

      – Вот и преподаватель так считает. Но для этого приходится много заниматься.

      – Что уж. Я понимаю.

      – Спасибо, спасибо вам, вы всегда входите в положение.

      Снова щёлкнул замок. Мама вернулась из прихожей весьма довольная собой:

      – Занятный,