Сны с чёрного хода 2. Алексей Небоходов

сжали страницы. Это была не её книга.

      Точнее, текст был её, но… не таким, каким она его помнила. Она пролистнула несколько страниц, чувствуя, как дыхание сбивается. Некоторые сцены были написаны иначе. Некоторые герои, которых она помнила отчётливо, исчезли, словно их никогда не было в её сюжете. Словно кто—то переписал её историю за неё. Она закрыла книгу и прижала её к груди.

      Сердце гулко билось в рёбрах. Этого не могло быть.

      Лия бросила книгу на стол и схватила телефон. В панике стала пролистывать галерею. Старые фотографии мелькали перед глазами, и на первый взгляд всё было так, как должно быть. Но затем она остановилась.

      Одна из фотографий, сделанная несколько лет назад на дне рождения её подруги, выглядела иначе. На ней не хватало двух человек. Она точно помнила, что они были там, стояли рядом с ней, смеялись, поднимали бокалы. Но теперь их просто не было на снимке, как будто их никогда не существовало.

      Она нашла другую фотографию – с презентации её книги. Помнила, как тогда была счастлива, как принимала поздравления. Еще одного человека на ней не было.

      Пальцы сжали телефон так крепко, что суставы побелели, а дыхание замерло в груди. Она понимала, что это не случайность, не простая игра восприятия или усталости. Это было нечто большее, нечто, что проникало глубже, стирая привычные границы её существования. Каждое несоответствие, каждый исчезнувший человек на фотографии, каждый сдвинутый предмет в комнате были доказательством того, что её жизнь изменилась неуловимо, но необратимо.

      Лия судорожно осмотрелась. Квартира была её, но не совсем. Предметы стояли не так, как она привыкла. Её любимая ваза на комоде отсутствовала. Картина, которую она вешала в прошлом году, теперь висела в другой комнате. Некоторые книги были расставлены иначе.

      Мир словно сдвинулся на несколько миллиметров, и этого хватило, чтобы всё вокруг стало неправильным.

      Она не знала, что именно произошло, но одно было ясно: её память не могла ошибаться в таком масштабе. Она не могла придумать Антона, которого теперь никогда не было в её жизни. Не могла вообразить те сцены в книге, которые кто—то стер и переписал заново.

      Это не было ни простым сбоем памяти, ни случайной игрой воображения, вызванной усталостью. Она осознавала, что что—то в этом мире изменилось, что—то было переписано или стёрто, словно реальность поддалась чужому вмешательству. Она чувствовала, как невидимые нити её воспоминаний оказались перетянуты, искривлены, создавая зыбкую зыбь в восприятии окружающего. Теперь ей оставалось лишь гадать, насколько далеко зашли эти изменения и какую часть её прошлого они успели уничтожить.

      С каждым днём тревога, поселившаяся внутри Лии, становилась всё сильнее, принимая всё более зримые формы. Её жизнь больше не казалась ей стабильной – всё вокруг словно подёрнулось незримой дымкой, невидимой для окружающих, но не для неё. То, что начиналось с незначительных деталей – перемещённых вещей, исчезнувших имён и изменённых фотографий, – теперь переросло в нечто