Я родом из Уланского подворья. Леонид Оливсон

спрашивал вполне серьезно:

      «Где наши бабушки и дедушки родные?»

      Он наклонялся и смотрел в глаза при этом.

      Как объяснить все это было трудно крохе,

      Что жили мы в такой лихой эпохе,

      Что отняла война у нас все это.

      К годам пяти, от игр уставши, рядился спать,

      Лишь голова ложилась на подушку.

      Он ухитрялся любимую игрушку взять

      И гладил он ее, свою подружку.

      Воспоминания детских лет

      Усталый, вечером ложусь я на кровать,

      Ворочаюсь и хочется мне так прикорнуть…

      Воспоминаний захлестывает детских жуть,

      Обрывками событий снабжает память.

      Мамуля родила меня перед войной

      В Москве, в роддоме элитном Грауэрмана.

      Отец в войну в призыв пошел как рядовой —

      Мне с гордостью об этом говорила мама.

      Мне в память врезались тот страшный вой и шквал,

      Что страхи в маленькой душе лишь вызывали.

      Мы с мамой быстро уходили вниз в подвал,

      Пока бомбежки в том районе затихали.

      И вот пять месяцев ужасных не прошло —

      Мы получили треугольник: похоронку!

      И это горе мою мать уволокло

      В могилу неизвестной, за ним вдогонку.

      Вот вещи детские мелькнули в мелочах:

      Любимый детский сад недалеко от дома,

      Стихи скороговоркой, что читал подчас,

      Как старшим все это приятно и знакомо.

      И как тогда соседка пришла в наш детский сад,

      И меня снова ждали плохие вести:

      Меня, соседского малышку, сгребла в обхват —

      И детский дом стал моим житейским местом.

      Я помню смутно о жизни в детском доме:

      Все как в треклятом тумане белом уплыло.

      Семью, которая меня б усыновила,

      И как был возвращен я в детдом, немилый.

      Откуда-то родная тетя появилась —

      Да, я не сирота (в сознание внедрилось).

      И я был из детдома «в одеяле взят».

      Теперь я жил, имея двух сестер, им брат.

      Тут я почувствовал себя аристократом,

      Живя в квартире общей на Малой Бронной.

      Тут были Патриарший сквер с прудом-квадратом,

      Жизнь постоянно была тут оживленной.

      Близ Горького ходил четыре года в школу.

      Здесь я шалил, катался кубарем по полу.

      Но в классе учился я весьма прилежно

      И за заботы дома я был безгрешным.

      Но в те далекие, голодные года

      Хотелось мне святой, родительской заботы.

      Работал дядя лишь – ну, каковы доходы?

      И скудность эта давала свои всходы.

      Вот, правда, эпизод смешной я вспоминаю.

      Узрел в афише я в «Повторном» фильм смешной.

      Приятелю сказал – он мне: «Не возражаю».

      И мы решили совершить сей рейд дурной.

      Прошла неделя – мы отправились в кино.

      А нужно было ехать только на трамвае.

      А