Нюрка по имени Анна. Людмила Ляшова

ась на пульте программного управления токарного станка с числовым программным управлением набирать команду пуска насоса. Она сосредоточенно тыкала средним пальцем в кнопки, одновременно наблюдая за меняющимися на экранчике цифрами.

      Может, кому-то было бы удобнее проводить эту операцию указательным пальцем, но только не Нюрке. Среди разнокалиберных пальцев руки Нюркиной гордостью были средний и безымянный – тонкие, по-аристократически длинные. Указательный подкачал, короткий и толстый, словно сарделька, мог бы стать главным недостатком руки, если бы его не опередили большой, изогнутый, будто узловатый корень, и мизинец. В сущности, из-за последнего Нюрка постоянно и прятала руки. На мизинце у нее почему-то было только две фаланги. Ноготь же меньше всего походил на человеческий, скорее на коготь медведя. А подрезать его было сплошной мукой, кому только вздумалось натолкать в роговицу кровеносных сосудов и нервных окончаний?

      Насос наконец заурчал, и из шланга полилась мутная эмульсия. Залив опилки, Нюрка напялила рукавицы и принялась метлой размазывать по полу грязную древесную кашу.

      Гулкое эхо пустого цеха подхватило раскатистый мужской хохот.

      – Не зажимай, скидывай лавэ на троих!

      – Отскидывался. До аванса неделя, сейчас на полных бобах.

      Узнав голос Семена, Нюрка еще интенсивнее заелозила метлой по полу.

      – Ба! Какие люди! – раздалось у нее прямо над головой, и Нюркина шикарная коса намоталась на Семенову руку. – Красавица! – Под общий хохот Семен повернул девушку лицом к себе. – Позолоти ручку. Будь человеком, на бутылку не хватает!

      Сморщенное, словно мордочка обезьяны, лицо перекосилось, а слишком тяжелая нижняя челюсть задрожала от страха.

      – Семен, ты ее поцелуй, тогда точно даст, – со смехом подначивали парни.

      Нюрка обреченно сунула руку в карман и протянула своим мучителям несколько мятых купюр.

      – С аванса отдам, гадом буду! – радостно пообещал Семен.

      – Дурень ты, – заржал приятель, саданув его ладонью по плечу. – Женись на девке, отдавать не придется. Прикинь только, какой бизнес! Это ж на две зарплаты в два раза больше бутылок купить можно! – промурлыкал голосом кота Матроскина из Простоквашино.

      – Да уж больно лик страшен… – Дурачась, Семен вертел Нюркиной головой в разные стороны.

      – С лика водку не пить, тряпкой прикроешь. Но хоть под юбкой должно у нее все нормально быть. Нюрка, признавайся, под юбкой у тебя все нормально?

      От ужаса Нюркины глаза, обычно сфокусированные в одну точку, даже стали меньше косить.

      – Братва, она язык проглотила, – поставил диагноз Семен, вталкивая Нюрку в проход между станками и прижимая к огромному кожуху одного из них. – Придется самим поглядеть. Ты не рыпайся, мы ж не хулиганье какое, мы сватаемся!

      Нюрка попыталась опустить внезапно задравшийся подол, но тут ее халат во все стороны брызнул пуговицами. Нюрка взвыла как-то протяжно, по-звериному. Она извивалась, стараясь вырваться из рук по-деловому ощупывающих ее тело.

      – Не-е… ребята. Я столько не выпью. Пардон, красотка, придется тебе еще в девках походить. Да бросьте вы эту кунсткамеру, колосники уже плавятся! – Семен задал энергии другое направление.

      Получив свободу, Нюрка запахнула халат и, продолжая выть, бегом покосолапила в раздевалку.

      Еще в интернате для детей инвалидов Нюрка поняла, что жизнь – жестокая штука и, по крайней мере, с ней, Нюркой, миндальничать не собирается. Ужаснувшись вышедшему из ее лона маленькому чудовищу, Нюркина мать спешно отказалась от новорожденной ошибки природы. Теперь в свои двадцать шесть Нюрка с тоской вспоминала интернат, откуда в детстве рвалась всеми силами. Ей стало казаться, что там, среди искореженных тел, она-то и была по-настоящему дома.

      В маленькой квартирке-малосемейке, где обитала Нюрка, не было ни единого зеркала. Она вообще ненавидела зеркала, об уродстве ей и так постоянно напоминали окружающие. Единственное, что у Нюрки оказалось по-настоящему красивым, – густые, черные как смоль, волосы длиной ниже колен… Но даже со спины Нюрка не могла заинтересовать мужчину – не менее косы в глаза прохожим бросался ее горб.

      Всю дорогу Нюрка рыдала. Не прекратила этого занятия и теперь, сидя на крохотной кухоньке. Ну почему, размышляла Нюрка, природа, изукрасив ее, как Бог черепаху, не довела задуманного до конца? Зачем при таком раскладе ей здравый рассудок? Чтобы острее чувствовать боль?

      Как и все женщины, Нюрка мечтала о счастье, одновременно сознавая тщетность этих мечтаний. В детстве она представляла себя заколдованной принцессой и ждала отважного рыцаря, который убьет злого колдуна и разрушит чары поцелуем. Ведь расколдовал же Иван

      лягушку-царевну. Неужели, чтобы поцеловать Нюрку надо больше смелости?

      Вера в сказки ушла. Теперь Нюрка мечтала лишь об одиночестве, в котором не будет насмешек, издевательств, ее злого гения – Семена… В котором ей позволят спокойно доживать свои дни.

      Глава 2

      Рабочие из первой