Сталинский рейд. Сидор Ковпак

было трудно. Хозяин душу выматывал из своих батраков. Отпуская в школу, всегда укорял: «Я тебя осчастливил, учу. Так что ты, «студент», должен благодарить хозяина». Работал я по тринадцати-четырнадцати часов в сутки, на учебу выкраивал три-четыре часа, а остаток времени отдыхал. Жажда знаний и крепкое от природы здоровье помогли перебороть постоянную усталость, недосыпание и другие тяготы жизни. Через два года успешно закончил школу.

      И по службе продвинулся: назначил меня Фесак приказчиком. Немного вольготнее стало, а главное – появилась возможность встречаться с интересными людьми. Большинство покупателей были рабочие-строители. Они и натолкнули меня на мысль о самообразовании. Один рабочий дал мне брошюру «Попы и полиция». Начал я ее читать, вижу, штука такая, что если хозяин увидит, по головке не погладит. Спрятал. Вечером взял книжку с собой домой. Уселся читать. Вдруг заходят во двор урядник и два стражника. Что делать? Куда спрятать книжку? Сунул ее под ведро с водой.

      Ввалились пьяные «гости» в хату, один пошатнулся и опрокинул ведро. Крамольную брошюру обнаружили. Попало мне здорово, и хотя отец убеждал урядника, что книжку кто-то подбросил, все равно я был зачислен в разряд подозрительных.

      В 1909 году меня призвали на действительную военную службу, или, как тогда говорили в народе, «забрили в солдаты». Был рядовым, нижним чином 12-й роты 186-го пехотного Асландузского полка, расквартированного в городе Саратове.

      Свое название и георгиевское знамя полк получил еще в начале прошлого века за участие в сражении у Асландуза, где русские войска вместе с азербайджанцами наголову разбили полчища персидского шаха, пытавшегося поработить народы Закавказья.

      Служба в полку была очень трудной. Особенно выматывала муштра. Как сейчас вижу перед собой ротного командира – капитана Парамонова. Старый холостяк, в расположение роты являлся ни свет, ни заря и всегда присутствовал на подъеме. Как только кашевар заканчивал свои нехитрые приготовления, денщик подносил ему два котелка: один с супом или борщом, другой с кашей. Капитан опоражнивал их дочиста и приступал к «физкультуре». Возьмет, бывало, винтовку за кончик штыка и поднимает на вытянутой руке вверх. Силен был ротный, и солдаты побаивались его огромных кулаков, хотя пускал он их в ход реже, чем другие офицеры.

      Ненавистен нам был другой офицер – командир полуроты штабс-капитан Вюрц. Худой, белобрысый, желчный, он до умопомрачения изводил своих подчиненных «уроками словесности».

      На этих уроках Вюрц усаживал всю роту в несколько ровных рядов. Равнение каждого ряда проверял туго натянутым шнуром. При малейшей оплошности виноватого ставил в угол комнаты «под ружье». По команде «смирно» с винтовкой «на плечо» при полной походной выкладке стоял он до окончания занятий.

      Штабс-капитан подходил к доске, рисовал мелом квадрат, а в нем – что-то похожее на запятую, перевернутую вверх хвостиком. Нарисует такое, обернется и, указывая на доску, спрашивает по очереди