Alone. Марсия Андес

Голосую. – Моя.

      Я не смотрю на парня. Машина тормозит и обливает низ моих джинс водой. Туфли промокают насквозь, но я всего лишь поджимаю губы и жду, пока дверь откроется. А потом оборачиваюсь к Уиллу и замираю. Он не улыбается. Он просто смотрит на меня, словно вдруг понял всю мою боль и одиночество, всё моя проклятие, понял с одного только взгляда.

      – У тебя талант, – говорю я. Уилл вскидывает бровь. – Я про рояль.

      Дверь открывается, и я забираюсь в транспорт, оставляя Уилла Рейгена в одиночестве на остановке. Он смотрит на меня так, будто всё понимает.

      Я оплачиваю проезд и сажусь на свободное место, стряхиваю с волос воду. Одиночество…

      Наверное, самое ужасное слово в мире.

      Robert Haigh – Untitled

      Я курю только крепкие Мальборо. Они заползают мне в лёгкие и сжигают их, оставляют прожжённую дыру в моей душе. Они такие же горькие, как и моя жизнь.

      Стоя на балконе и держа свою очередную жертву между указательным и средним пальцами правой руки, я смотрю, как последние капли её души вылетают из моего рта и в немом крике растворяются во влажном воздухе. Редкие капли дождя попадают мне на лицо, сбиваемые с траектории ветром, – я не обращаю на это внимания. Ветер забивается под футболку, и я вздрагиваю из-за мурашек. Всё-таки на улице не лето.

      Облака заволокли небеса, солнца теперь не видно совсем. Нужно не забыть положить зонтик в сумку.

      У меня столько времени, что я вечно забываю всякие мелочи. День. Ночь. Всё сливается, всё превращается в сплошные сутки.

      Я ведь не сплю. Никогда.

      И от этого моя жизнь кажется в два раза длиннее.

      Я наблюдаю за людьми, которые копошатся внизу, словно муравьи, чей муравейник растормошили палкой. Их почти не видно – зонтики скрывают всё. Большие, маленькие, чёрные, с рисунком, разноцветные, прозрачные – все они говорят об их хозяевах.

      Все они скоро заржавеют или порвутся, а потом окажутся на свалке.

      Ничто не вечно.

      Ничто. Кроме меня.

      Пепел падает на мои пальцы, и я выбрасываю окурок вниз с балкона, наблюдая, как он стремительно летит вниз, чтобы оказаться в какой-нибудь луже. Или его подберёт ребёнок и докурит. Дети нынче не такие, как раньше…

      Сжимаю руками железные прутья, секунду медлю и бросаю последний взгляд вдаль. Ухожу.

      Курить больше не хочется.

      Я курю, надеясь, что меня убьёт рак лёгких. Может быть, так мне суждено умереть…

      В квартире темно, горит лишь открытый ноутбук. Здесь почти ничего нет, ничего, что бы напоминало мне о прошлом, причиняющем невыносимую боль. Только настоящее. Телевизор, компьютер, интернет. Ненужная кровать, кресло, стол. Рояль. В шкафу только книги, которые я купила за все годы, что жила тут. Никаких фотографий. Ничего.

      За годы жизни я собрала кучу антиквариата, накопила столько денег, что хватит на несколько жизней вперёд. Всё это в доме, который находится в слепой зоне от спутников. Туда не добраться просто так, его невозможно найти, если не знаешь, где именно искать. Если не знаешь, ЧТО ты ищешь.

      Я могла бы жить где-нибудь на необитаемом острове в одиночестве, не скрываясь, не позволяя людям