Дочки+матери=любовь. Мацнева Евгения

я видела перед собой лишь багровое от злости лицо своего врага. Я, как разъяренная кошка, впивалась в его кожу когтями.

      – Отцепись, чокнутая!

      Его слюна на моем лице показалась мне каплей яда. Я повисла на Максе, готовая кусать и щипаться!

      Он попытался меня скинуть. Но не удалось. Тогда он протащил меня через весь класс и сделал попытку отшвырнуть у двери. Но дверь за моей спиной распахнулась. И мы, сцепившись, вывалились в фойе.

      Гул усилился. Кажется, сбежалась вся школа. Мы крутились по полу, пока Максу не удалось, наконец, подняться – вместе со мной. Он схватил меня за волосы… И тут я увидела в его глазах решимость убийцы.

      …Именно тогда меня пронзила мысль, ставшая моим жизненным кредо: даже если покалечат – не сдамся! Никогда. Ни за что.

      И я ударила Макса в пах.

      …Он вскрикнул. Скривился. И утратил контроль.

      Я воспользовалась моментом и толкнула его …в пылу не заметив, что за ним – панорамное окно от пола до потолка.

      Послышался треск стекла.

      …Вытаращенные от страха глаза Макса навсегда врезались в мою память. Я успела схватить его за рубашку и удержала от падения вниз.

      Повисла секундная тишина. А потом – взрыв звонка на урок.

      Однако никто и не думал расходиться по классам. Макс ошалело смотрел на меня, на голове – струйка крови, видимо, порез. Но мне было всё равно. Я разжала пальцы и отшатнулась.

      – Евгения!?!

      Рядом встала Завуч – во всех школах они одинаковы.

      – Что тут произошло?!

      Я ничего не могла сказать, во мне всё кипело, дыхание было горячим, как после стометровки.

      – Отвечай!

      Кто-то сунул мне в руки мой портфель и пакет с бананами. Я взяла их. И быстро пошла прочь – от Завуча, Макса, от всего своего класса, от ужасного звона стекла и страшной мысли, что Макс мог выпасть, погибнуть.

      – Евгения! Стой!

      Но окрик Завуча лишь добавил мне скорости.

      Коридоры закрутились, как узоры в калейдоскопе. Я неслась на выход, размазывая по щекам слезы и представляя, как на подоконнике лежит изуродованная коробка с как попало накиданными конфетами…

      …Наверное, прохожие оборачивались мне вслед, когда я фурией летела по улицам: с растрёпанной головой, в порванных колготках, в грязном костюме с белым от мела пиджаком.

      В больнице осунувшаяся Оля вышла ко мне в коридор из своего отделения. Её рука была на повязке. Я протянула бананы. И, не в силах произнести ни слова, развернулась и молча ушла.

      Какие уж тут слова…

      …В школе, разумеется, был грандиозный скандал. Ещё бы: подрались не какие-то там отщепенцы – два претендента на золотые медали. Было собрание, требовали объяснительные, вызывали родителей…

      Почему разгорелся этот странный и необъяснимый для посторонних конфликт? Что не поделили мальчик и девочка, во всем абсолютно благополучные?

      …И как на эту драку могли реагировать родители Макса, которым было плевать на Олю и её беды?

      Они, разумеется, обвиняли меня. И требовали исключить из школы. …Взрослые так редко