Василёк. Дмитрий Леонов

туда малыша! Ребёнок у тебя человеческий, так и расти его по-человечески! Всем так лучше будет, прошу тебя.

      «Соседи, что ли подговорили», – в недоумении смотрел на неё Иван. Но в лес всё равно собрался. А как же иначе!

      Только старушка как взбеленилась. Не хочет пускать. Пришлось даже прикрикнуть. Бабушка отступила и заплакала. Василёк тоже раскричался.

      – Что тут такое происходит?! – выругался Иван, выходя на улицу. – Тщщ-тщщ. Успокаивайся. К мамочке же в лес идём.

      – Нет там больше твоего леса! – сквозь слёзы выкрикнула бабушка. – Ребёнка хоть дома оставь! Ведь сам горем захлебнёшься, и его погубишь!

      Её слова пронзили Ивана насквозь. Но он не подал виду.

      Торопиться не получалось. Выпавший неделю назад снег почти растаял, превратившись в слякоть. Поскользнувшись разок на мокрой глине, Ваня шёл очень осторожно. Он, конечно же, не поверил бабушке, но в сердце уже зародилась тревога. Вдобавок, на краю деревни вся дорога была изуродована свежими глубокими колеями.

      – Ничего не понимаю? – бормотал он. – Стоило только на неделю отлучиться.

      Войдя в лес, Иван и вовсе остолбенел. За тонкой ширмой из деревьев леса больше не было. Не было больше леса! На сколько хватало взгляда виднелись лишь пни, ещё кое-где дымящиеся кострища и колеи, колеи, колеи по колено.

      Перебираясь через них, Иван по пояс вымазался в грязи. Он ревел и шёл. Поскальзывался, падал на колени, на спину, тщательно оберегая лишь скулящего на руках младенца. Иван промочил ноги, до крови напоролся на сук, но всё равно поднимался и шёл дальше.

      – Ивушка, Ивушка, покажись! – шептал он как заклинание. А по щекам катились слёзы.

      – А-а-а-а! – вырвался наружу неистовый стон, когда парень подошёл к месту, где когда-то возвышалась огромная ветла. Василёк испугался и заверещал вслед за отцом.

      Огромный ступенчатый спил был весь мокрый от сока – «слёз» Ивы. Ваня опустился на колени. Мысли застыли. Внутри ощущалась тягостная пустота. Казалось, будто он завис в той самой черноте на полпути в комнатку Ивы. И только Василёк спасал его сердце от обледенения.

      – Прощай милая, – поцеловал Ваня спил и поднялся, когда младенец совсем расплакался.

      Немного подумав, он не решился дать сыну прикоснуться к телу матери.

      «А то исчезнет чего доброго», – содрогнулся Иван от ужасной мысли.

      Добравшись до дома, он ввалился в избу грязный до самых ушей. Переодевшись у порога, Ваня покормил и уложил мальчишку под безмолвными взглядами бабушки. Она как тень ходила по дому и крестилась.

      – Завтра мы уезжаем, – собрав грязную одежду в мешок, произнёс Ваня.

      Это была первая фраза в доме за весь вечер. И она как иглой проколола пространство. Из напряжённо-выжидательного оно вдруг стало горько-унылым.

      – Прости меня, – сказала бабушка, промакивая платочком наворачивающиеся слёзы. – Я боялась, не вынесешь горя.

      Иван кивнул.

      – К отцу в город вернёшься?

      Иван