Мне есть к кому возвращаться. Анна Ситникова

уж… Предки моего папаши всю жизнь зарабатывали на кусок хлеба ловлей рыбы в холодных водах Ирландского моря. Я же оказался позором многовековой истории семьи Коннолли только потому, что в корне отрицал столь заманчивую перспективу – всю сознательную жизнь благоухать рыбой и срезать ножом мозоли с рук.

      – Зря мы приехали в эту страну. Америка кого угодно сделает неженкой. – Так обычно начиналось каждое утро в нашем доме на Честнет-стрит в крошечном Мэнском городке – Кэмден.

      Воспоминания об отце всегда бодрили меня очень быстро. Даже сейчас, пишу эти строки и чувствую себя не в своей тарелке. Как будто мир не рухнул в пучину страха и беззакония. Как будто все по старому и отец может, как и раньше, зайти ко мне в комнату без стука, усесться на мою кровать и приподнять заросшую бровь, всем своим видом показывая, что сейчас нам предстоит очередной серьезный разговор.

      Что ж, вернемся в то утро, с которого все началось и которым же все и кончилось.

      Помню, что приказал себе не думать об отце и резко распахнул глаза. А потом еще минуту благодарил Рейчел, которая догадалась с вечера задернуть шторы в комнате. Иначе яркое солнце точно сожгло бы мне сетчатку. Духота в комнате стояла ужасная. Потратив целую минуту и приложив немало усилий, я все же сумел выпутаться из влажной, пропахшей потом и виски простыни и вырвался на свободу. Рейчел мирно посапывала рядом. Ее алебастровая кожа всегда меня завораживала. Поэтому я еще минут пять сидел на кровати, рассматривая ее обнаженное тело, любуясь. Если бы не ощущение скорой смерти без стакана ледяной воды, я бы положил руку на плавный изгиб ее поясницы, разбудил бы спящую девушку, и мы продолжили бы то, чем занимались вчера ночью на протяжении нескольких часов.

      Шаркая ногами не хуже собственного деда, который в конце 2008 снес себе пол головы из старого ружья, не выдержав разлуки с женой (моя бабуля скончалась от осложнений после операции на сердце), я добрался до ванны и сунул голову под ледяную струю. Желание жить медленно, но верно возвращалось. В такие моменты особо ценишь те мелочи, из которых состоит счастье.

      – Вот и отлично, – шептал я, чувствуя воду на голове, плечах, во рту. – Вот и замечательно, Дэнни. То, что доктор прописал.

      – Раз уж ты проснулся, может, откроешь, наконец, это чертово окно? – Послышалось из спальни. – Или ты хочешь, что бы я тут сварилась?

      Ее голос… Так жаль, что у меня не сохранилось ни одной записи. Когда она говорила, ее хотелось слушать. Когда она говорила со сцены, ее слушали с открытыми ртами и не могли оторваться. Слишком нежный и слишком завораживающий голос…

      – Минуту! – От собственного крика в моей голове как будто рухнула полка с кастрюлями.

      Поморщившись, я выключил воду и вернулся в комнату, предпочитая даже не притрагиваться к полотенцу, дав возможность воде растекаться по моей голой груди. Все еще опасаясь того, что могу не выдержать яркого солнечного света, я открыл все окна, но шторы не сдвинул ни на сантиметр.

      –