Живой Мертвец. Книга первая.. Максим Слепнев

сегодняшней моды, опыт, своей устаревшей истиной, тормозит прогресс. Ведь сегодня, как говорят? Чем дурнее, тем моднее.

      – Ты бы, Лиза, посмотрела на тех, кто это говорит.

      – Ну, кто? Люди. Слазил, говорят, чёрт в воду и достал оттуда моду.

      – Тогда, люди ли? Ты знаешь, Лизонька, если процесс идет дальше, это лучше, нежели он останавливается.

      – Что за бред? А если, этот процесс необратимо разрушающий для общества?

      – Мода разрушающий процесс? Ну что ты, Лиза, нет в этой моде точки невозврата. Все модное сегодня, хорошо забытое вчера. Но важно не прекращать движения. В движении, в потоке суеты возрастает возможность приобрести того, кто решит изменить направление и то, что сегодня кажется модным, станет скверным и некрасивым завтра. Потому что, живут еще на земле молчаливые и скромные клетки, знающие точно, что такое хорошо, а что такое плохо. Эти люди, в которых живы эти клетки, знают разницу, в чертовски хороша и в божественна прекрасна. Люди эти, помнят, что любая мистика – это ложь и самообман, даже если она модная.

      – Но что, для этих людей, правда?

      – Жизнь, со всеми ее физическими, химическими, энергетическими, ну, короче говоря, со всеми ее процессами, со всеми ее радостями и невзгодами. Хотя, честно сказать, в жизни всякое бывает, чего и допускать нельзя в уме.

      – Согласна.

      – Ну, например, как тяжело терять близких людей. Даже стать потерянным человеком, не так страшно, как потерять.

      – Стоп. Я же согласилась, что некоторое всякое нельзя допускать до ума. Да и неизвестно, кому тяжелее при расставании, без надежды на встречу, особенно когда, для завершения гештальта не подходит ни одна практика.

      – Гештальт? Что за слово? Немецкое?

      – Ну а как же?

      – Что означает?

      – Ту самую фигуру, больше не являющуюся целостной.

      – Ужас. Поломанную что ли?

      – В какой-то степени, да.

      – Так мы не об этом. Несмотря, на недопустимые потери, все стараются спасти свою фигуру, ну или шкуру, ну или кожаный мешок, и план спасения у каждого свой. И тот план, что является спасительным для тебя, может оказаться губительным для другого человека. Это закон жизни. Он был всегда и всегда таковым будет. Помни, люди так похожи, но они такие разные.

      – Понятное дело. Кто-то фигура, кто-то шкура, кто-то кожаный мешок, а кто-то гештальт или живой мертвец.

      Голова, вторая, нежная и пестрая, как рисунок, на бабушкином платочке. Голова, обыкновенная, как солнечный желток, вареного, куриного яйца. Голова, липкая и сладкая, как сгущеное молоко, в круглой, железной банке; как шарик сливочного мороженого. Голова, с запахом травяного чая, заваренного родниковой водой – той самой жидкостью, в которой обитают лягушки. Голова, потерявшая счет времени, слабо думающая, но душевно содержательная голова, рассказывающая об искренних чувствах человека, попадающего под влияние, хаотичных движений, неугомонных его рук.

      Лиза Мышкина проводила