Случайные взгляды. Рита Чебаторева

августовский воздух – свежий, с запахом мокрой травы и далёкого дыма. Москва за стеклом шевелилась: дворники мели тротуары, голуби ворковали у луж, а где-то вдали звенел трамвай, как утренний аккорд города.

      Она заварила кофе, вдохнув его аромат, и решила испечь что-нибудь простое – лепёшки с мёдом и травами. Её руки замесили тесто: мука сыпалась белым облаком, розмарин добавлял терпкости, а мёд стекал с ложки золотыми каплями. Альбина любила этот процесс – он был её медитацией, её способом привести мысли в порядок. Пока лепёшки пеклись, она сидела у стола, держа чашку в ладонях, и смотрела, как пар поднимается к потолку. Вчерашний вечер всплывал перед глазами: Марк с его тёмными глазами и неожиданной медицинской судьбой, Габриэль с его шутками, их голоса, что смешивались с гулом кафе. Она улыбнулась, вспомнив, как удивилась, узнав, что Марк учится на врача. Это было так не похоже на него – фотографа, любителя поэзии, – но в то же время так подходило: в нём была чуткость, которая могла исцелять.

      Духовка звякнула, и Альбина достала лепёшки – румяные, с хрустящей корочкой и сладким ароматом. Она отломила кусочек, попробовала, и тепло разлилось по груди. Еда была её языком любви – не только к другим, но и к себе. Она ела медленно, смакуя каждый укус, и думала о том, как странно переплетаются судьбы. Вчера она облила кофе незнакомца, а сегодня уже знала его имя, его мечты. Это было как строка из стихотворения – случайная, но точная.

      После завтрака она взяла скрипку. Утро было слишком тихим, чтобы оставить его без музыки. Она открыла футляр, провела пальцами по гладкому дереву и натянула смычок. Первая нота – чистая, дрожащая – вырвалась в воздух, и Альбина закрыла глаза. Она играла что-то своё, рождённое из вчера: шёпот озера, звон чашек в кафе, голос Марка, когда он говорил о швах и кадрах. Мелодия текла, то мягкая, как утренний свет, то резкая, как её удивление от его слов. Её пальцы скользили по струнам, и она чувствовала, как музыка уносит её туда, где нет границ – только свобода, только звук. Она играла, пока не устала, и тогда опустила скрипку, улыбнувшись себе. Это было её утро – её способ сказать миру, что она здесь.

      Потом она решила почитать. Книга Цветаевой всё ещё лежала на столе, открытая на той странице, что тронула её у озера. Альбина села у окна, подтянув колени к груди, и начала читать: «Мне нравится, что вы больны не мной…» Строки резали, но в них была сила, которая ей нравилась – как в жизни, где боль и красота идут рука об руку. Она читала медленно, шевеля губами, и свет падал на её лицо, мягкий и тёплый. За окном Москва просыпалась окончательно: машины гудели, дети кричали во дворе, а ветер нёс обрывки их смеха. Альбина отложила книгу, задумавшись. Её мысли вернулись к Марку – к его словам о медицине, о том, как он видит в ней истории. Она вдруг поняла, что хочет узнать больше: не только про его учёбу, но и про него самого.

      Она встала, решив немного прогуляться. Утро было слишком хорошим, чтобы сидеть дома весь день. Надев лёгкий плащ и взяв сумку, она вышла на улицу. Воздух пах листьями и асфальтом, солнце грело лицо, и Альбина пошла к