Любовь. роман. Татьяна Столбова

повернулись к нему. Коля заметил, что парнишка, сдавленный в объятиях Бобровой, воспользовавшись моментом, попытался высвободиться. Безуспешно. Боброва держала его с решительным видом и, кажется, уже считала своей собственностью.

      – Я хочу представить вам своего соседа по комнате Колю Полякова, – продолжал Портнов, – человека уникального таланта и не менее уникальной организации. Тонкая, трепетная душа, открытая порывам скотского ветра перемен…

      Портнова понесло. Коля знал за ним такую особенность. Выпив, Портнов становился либо тяжел и мрачен, либо многословен и сентиментален, словно поэт-первокурсник. Хорошо, хоть стихов не читал. И то потому лишь, что и не писал их. Портнов учился на отделении прозы, как и Коля, только на семинаре у другого преподавателя.

      Устав слушать, Коля налил себе еще и выпил один. Остальные как завороженные смотрели на Портнова и внимали ему. А тот, видя реакцию слушателей, старался вовсю. В родной общаге он не позволял себе таких вольностей.

      Это маленькое наблюдение позволило Коле предположить, что Портнов позвал его в компанию не богемную, а если и богемную, то собрались здесь начинающие. Кроме мастодонтов Вяткина и Бобровой, разумеется. Ну, Бобровой сейчас было все равно. Она приклеилась к мальчику как кусок пластыря и уже тяжело дышала. А Саня Вяткин всегда отличался терпимостью. В какой бы компании он ни находился, он ни на чем не заострял внимания. Фибры его чувств были направлены на то, чтобы поймать момент, когда все в должной мере расслабятся и он сможет спеть. Голос у него был громкий, но и все. Слуха вообще не было. Однако Вяткин был уверен, что главное в голосе как раз сила, а не тембр, не диапазон и прочая вокальная чепуха. Иногда, подвыпив, он начинал жаловаться на судьбу, вместо лавров оперного баса уготовившую ему ухабистую стезю литератора, да еще и драматурга. В доказательство своего певческого таланта он обычно брал одну ноту – всегда звучавшую в его исполнении одинаково, но объявлял он эту ноту по-разному – «ми», или «ре», или «ля», – и его рев вводил слушателей в транс. Саня был этим очень доволен.

      Наконец Портнов выдохся, замолчал, помрачнел и уткнулся в рюмку. Все разом снова заговорили – каждый о своем. Коля с тоской глянул на будильник, стоявший на серванте. Девятый час. Надо как-то убить еще часа три хотя бы, и можно будет ехать в общежитие, спать.

      Он лениво обвел глазами присутствующих, дабы определить, с кем есть смысл пообщаться. Ни одного лица, отмеченного печатью ума и трезвости. Разгоряченные юнцы, девушки старшего школьного возраста, растрепанная девица со странным именем Анжелина… Жаль, не пришло в голову позвонить Наде и вызвать ее сюда. Теперь уж поздно. Надя согласится, конечно, приехать, но потом надо будет провожать ее домой, потом ехать обратно в общежитие… Коля мог бы остаться ночевать и у Нади, но завтра намеревался обязательно посетить институт, а все необходимые для этого предметы – тетради и книги – были в общаге.

      – Да отцепись ты от него! – вдруг раздался тонкий, насмешливый,