Город Утренней Зари. Закат Праведника. Марк Корнилов

на друга, они последние запрыгнули в поднимающийся борт. Если бы в транспорте были окна, как в скоростном лайнере, то они бы увидели, как через минуту ракеты засыпали покинутую позицию, упокоив всех, кто остался там.

      Майкл и Тьяго обрабатывали свои раны, но было понятно, что без госпитализации им не обойтись. Бывший священник ощупывал место ранения: кость действительно не была задета. Судя по лицу рядового Мэйна, Майкл тоже за эти годы худо-бедно научился стрелять. Тьяго отлично играл роль шокированного бойца, и только на мгновенья в его взгляде мелькали искорки: Мэйн тихо радовался, что его план сработал.

      – По ходу, только вас зацепило! – помогал перебинтовывать раны Блез Гордэн.

      – Плохо молюсь! – ответил бывший священник.

      – Да-да, на все воля Божья, но иногда и самому нужно что-то делать! – ответил из другого угла транспорта Тьяго, которого также перебинтовывали.

      – Вы прямо братья по несчастью, – смеясь, заметил Яспер Криг.

      Майкл посмотрел на Тьяго, в глазах которого читалось: «Братья по счастью!» Все равно все считали, что именно присутствие Майкла позволило всему отделению вернуться. На базе они узнают, что во время рейда часть потеряла пятьдесят семь процентов личного состава.

      Обследование в полевом лазарете показало, что обоим бойцам нужно более серьезное лечение. В СВФ всегда умели делать патроны, так что разрывы тканей у раненых заживали очень долго. «Костыльные близнецы» – так называли себя Майкл и Тьяго в военном госпитале. Пребывание здесь не было тягостным, потому что Калхедон раз за разом перечитывал четыре письма от Элизабет, которые ему удалось получить за все время службы. Письма удавалось получать и отправлять только во время снятия информационной блокады, которую командование вводило из-за угрозы ракетного удара противника. Ни один бит информации полученный или отправленный с базы, не должен был помочь врагу нанести точный удар.

      Майкл и Тьяго сидели и курили в парке, не по-военному живописно раскинувшемся вокруг больничного корпуса. Майкл перечитывал последнее письмо из дома, с болью замечая, что обычно каллиграфический почерк жены потерял привычную четкость и красоту. Письмо явно было написано очень усталой рукой. Ему нужно вернуться домой, хотя бы на время, чтобы поддержать ее. Тьяго с приподнятой левой бровью наблюдал за сотоварищем-заговорщиком, ухмыляясь его мягкотелости.

      – Давай, поцелуй еще, чтобы я блеванул!

      Майкл не обращал внимания на грубость приятеля: он давно понял, что в семье Мэйнов участие и радушие проявляется именно таким образом.

      – Хочется к любимой женушке? А вот мне на следующей неделе дают двухнедельный отпуск, – довольно сообщил Тьяго.

      – Мне обещали через четыре дня. Кажется, это будут самые долгие четыре дня в моей жизни, – до сих пор не веря, ответил Майкл.

      – А все потому, что мое попадание – просто филигранное! – похвастался Тьяго, изобразив пальцами выстрел в ногу Майкла.

      – Или мне достались лучшие врачи.

      – Врачи?