Тем легче. Анастасия Сопикова

Претенциозная до ужаса, носит черные балахоны и перстеня с желтыми прозрачными камушками. Девочка Петра, маленькая, с лицом крыски, внесла в комнату абрикосы и погасила свет.

      Смотрели фильм про московское метро. Мерцающий свет, подземелье, мрачные несчастные люди. Пьяный вэдэвэшник орет на статую колхозницы. «Ох тлен, ох безнадега» – примерно такой посыл. Если снять такое же кино про нью-йоркское метро или в Париже, где мертвых бомжей оборачивают в золотую фольгу, как конфетку «Ферреро Роше», то получится еще хуже, и мрачнее, и безысходнее. Но кому это интересно?

      Мои несчастные, заметенные пургой родные места. Тоска, в которую закутаться и уснуть навечно. Петр качает головой, сморщив осуждающую гримасу. Не выдержала, сказала, мол, люблю это все, это мое. Была длинная пауза и снисходительные взгляды, как на идиотку. Больше не позовут – и слава богу.

      Шла домой и вспоминала Таню, знакомую из Петербурга. Она приехала в самом конце лета получать американскую визу. А до того жарилась в Турции, каталась там на доске, которую пристегивают к катеру. Сидели в парке, молчали и кормили птиц, чья-то сумасшедшая от счастья собака бегала и кусала фонтан, захлебывалась.

      – Голуби в Турции совсем другие, – сказала Таня. – Светло-коричневые такие, кофейного цвета, меньше в два раза. Эти, – она кивнула, – уродцы по сравнению.

      Жирный фиолетовый голубь, словно обидевшись, курлыкнул и улетел. Таня вызвала такси и тоже умчалась – рабочий созвон, криптовалюта. Теперь все заколачивают бабки вместе со своими бойфрендами, мужьями, парнишками. Деньги дарят невесомость, красивая квартирка и вкусное авокадо на завтрак скрепляют лучше, чем секс.

20 ОКТЯБРЯ

      У меня опять жажда – опять бичеби[15].

      С одним ходила в Чайный дом: мы сидели друг напротив друга, он обнимал чашку, а из рукавов толстовки высовывались маленькие, как у хоббита, ручки, сдобные ладошки. Коснись он меня этими пальцами, и я бы скончалась от ужаса прямо в его машине. Важный, часики, борода, толстовка плотная-модная. Пошли в парк на соседней улице.

      – Знаешь, как появилась наша страна?

      Я этих историй про заспанного грузина слышать уже не могу.

      Пошла с другим – какой-то египтянин, works for American company[16]. В переводе: денег куры не клюют, малышка. Выбрал, конечно, самый пафосный ресторан на самой туристической улице. В зале отвратительно надрывался рояль, старая пианистка мучила его артритными пальцами.

      «What a beautiful music»[17] – и мечтательно расплылся в улыбке. Мягкий, липучий, темный.

      Принесли рыбный стейк со сливочным соусом. Красиво: серебряные вилочки, ножички, фарфор. А стейк воняет – ну что я могу поделать – немытой мандой. Египтянин все болтал и болтал, настроился на продолжение. Убежала от него, затолкалась в вагон, выскочила на своей станции и пошла на скамейку под стелой – подышать. Рыбный запах будто впитался в меня.

      Телефон завибрировал. «Увидимся еще? Когда? Молчишь? Ясно. Могла бы и ответить. Другие девушки,

15

Мальчики, парни (груз.).

16

Работает на американскую компанию (англ.).

17

Какая красивая музыка (англ.).