Звездный билет. Апельсины из Марокко. Пора, мой друг, пора. Василий Аксёнов

на сушу, зимой наоборот. Пассаты – прекрасные ветры (это у Джека Лондона). Бора – в Новороссийске (где это он читал?). Торнадо – кажется, в прериях.

      Географы и синоптики различают ветры по направлению и по силе. А кто их различает по запаху? Музыканты, что ли? Художники, наверное, умеют различать и по цвету. Боже мой, как только не пахнут ветры! Вот этот резиновый, на ощупь он каждую минуту разный. Сейчас дохнул морской травой и навозом. Опушка леса наполовину уже погружена в темноту, а лужа возле полотна пылает смесью всех цветов, словно палитра. И рядом апатичная лошадь с продавленной, как старый диван, спиной. Телега оглоблями вверх. Босой мальчишка. Одинокая изба по краю леса. Прошлогодний стог. Запах мокрой травы и навоза. Запах старины. До боли все это знакомо. Все это уже когда-то было. Когда? Попытайся вспомнить. Опушка мелькнула и исчезла. В дороге не только исследуют, но и вспоминают. К сожалению, никогда нельзя вспомнить до конца.

      – Кукареку! – закричали в вагоне, потому что вышла десятка. Эндель опять зазевался. Брижит Бардо встала и, очень грациозно спотыкаясь, выбралась из купе.

      Димка стоял лицом к двери и беспощадно дымил. Галя увидела его плечи, обтянутые черной фуфайкой, мускулистую шею, и ей неудержимо захотелось провести ладонью по его затылку снизу вверх, чтобы почувствовать мягкую щетку волос. Она это сделала. Димка резко повернул голову и отскочил.

      – Ты что?! – гаркнул он. – Чего тебе надо?

      – Дайте мне сигарету, капитан, – сыграла Галя.

      – Ты уверена, что Брижит Бардо курит? – буркнул Димка и протянул ей сигарету.

      Несколько минут они курили, молча глядя на огромную равнину, покрытую кустарником.

      – Ты думал о доме? – вдруг спросила Галя, и Димка снова вздрогнул.

      Он посмотрел ей в лицо и сказал:

      – Да.

      Галя отвернулась. Плечи ее дрогнули.

      – Мне страшно.

      – Что ты, первый раз из Москвы уехала?

      – Конечно. Я дальше Звенигорода нигде не была.

      Димка взглянул на Галино лицо, ставшее детским, и почувствовал себя слюнтяем и мягкотелым хлюпиком; ему захотелось вытереть этой девочке влажные глаза, погладить ее по голове и сказать ей что-нибудь нежное. Он ударил ладонью по ее плечу и бодро воскликнул:

      – Не трусь, детка! Держи хвост пистолетом!

      Галя отпрянула.

      – Слушай, почему ты так со мной обращаешься? Я ведь тебе не Юрка и не Алик.

      – Что я тебе сделал?

      – Дима, мы ведь уже не дети.

      – Это она мне говорит! Сама разнюнилась, как…

      – Я не то имею в виду.

      – А что ты имеешь в виду?

      Брижит Бардо улыбнулась. Димка терпеть не мог этих ее улыбок, особенно когда она так улыбалась другим.

      – Знаешь, – крикнул он, – лучше бы ты осталась дома!

      Хотел уйти, но в это время в тамбур влезли Юрка, Алик, Шурик, Игорь и Эндель, а потом полезли и другие пассажиры-мужчины. Оказывается, поезд подходил к крупной станции.

      Когда появились перрон и здание вокзала, Галя снова почувствовала, что ее деликатно взяли за талию, и прямо над ухом прогудел ласковый