Семь жизней одного меня. Геннадий Вениаминович Кумохин

искать по интернету. Но ни у Некрасова, ни у Кольцова похожего стихотворения не было. Не отыскалась и подобная фабула: ожидали живого отца, а принесли гроб.

      Поэтому, мы с женой решили, что просто у меня неплохо получилось стихотворение под старину.

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк.

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      – Мама, а скоро наш папа приедет,

      Долго нам ждать ещё?

      – Скоро, уж скоро, милые дети,

      Месяц давно прошёл.

      Тане подарит он новую книжку,

      К лету – цветной сарафан.

      Ване сапожки, коньки и штанишки.

      Папа всё знает сам.

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк.

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      – Папа приехал, ведь я говорила!

      Слышишь полозьев скрип?

      Люди чужие дверь отворили,

      Гроб с телом отца внесли.

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      Постепенно мы с отцом все больше начали переходить на рыбалку. Дичи в окрестностях Мукачево становилось все меньше, а, кроме того, надо было чем-то заполнять досуг с весны до осени. Я готов был вставать в какую угодно рань, чтобы мчать почти в полной темноте на подростковом «Орленке» рядом с отцом, ехавшим на взрослом велосипеде, стремясь не опоздать на утреннюю зорьку. Отец научил меня пользоваться «внутренними» часами: загадывать желание, во сколько часов нужно проснуться, и мы никогда не просыпали, хотя и не заводили будильник.

      Сколько себя помню, отец, когда мы были на природе и позволяли обстоятельства, рассказывал случаи из своей жизни. Это были немудреные истории, действительно из его жизни, которые никогда не заключали в себе морали в чистом виде. Отец вообще никогда не пытался меня «воспитывать», ни в раннем детстве, ни тем более, когда я был постарше. И еще, он никогда не рассказывал о войне или о своей службе на границе. Но зато я много раз слышал историю о том, как его старшина пытался отыскать, с чем же можно есть трофейную мазь с приятным запахом, которая оказалась солидолом. Он не рассказывал подробно, как мерз в окопах на Калининском фронте, в болотистой местности, по колено в воде, но с удовольствием вспоминал как однажды там же в Калининской, ныне Тверской, области на утлом плотике наловил целый котелок раков.

      И, что удивительно, многие из этих историй я запомнил и пересказывал, добавляя к ним свои случаи из жизни, своему, нет, не сыну, потому, что у меня оказалось слишком мало времени на общение с маленьким сыном, когда ему действительно был необходим отец, а своим внучатам

      После нашего переезда на Днепр отец перестал рваться в другие земли, а вторую половину своей жизни он прожил в маленьком городке и его окрестностях почти безвылазно.

      Сначала нам было очень тяжело.

      Помню, как в первые дни