Финеас Финн. Энтони Троллоп

наконец было сформировано. За этот месяц все встало на свои места – с куда меньшими усилиями и большей непринужденностью, чем люди склонны полагать заранее. Мистер Майлдмэй, мистер Грешем и мистер Монк теперь были лучшими друзьями и неизменно поддерживали друг друга в палате общин, в то время как в палате лордов на их стороне выступала самая доблестная армия аристократических вигов, которая когда-либо объединялась для борьбы против собственных интересов за интересы нижестоящих. Отец леди Лоры вошел в кабинет министров – к ее величайшей радости. Леди Лора стремилась быть настолько близко к политике, насколько возможно для женщины, не отказываясь при этом от женской привилегии бездействия. Желание иных представительниц ее пола голосовать на выборах было ей отвратительно, а борьба за права женщин ненавистна. Тем не менее она льстила себе надеждой, что обладает некоторым политическим влиянием и потому может быть полезна. Теперь эту надежду подкрепило то, что граф Брентфорд стал лордом – хранителем Малой печати. Отец леди Лоры не отличался честолюбием и, если бы не дочь, вовсе отошел бы от политической жизни. Он был глубоко несчастен: упрямство довело его до ссоры с единственным сыном, и теперь граф, несомненно, жил бы круглый год в уединении своего поместья, предаваясь меланхолии, но по желанию дочери ежегодно приезжал в Лондон и – возможно, под ее же влиянием – иногда участвовал в дебатах в палате лордов. Пэру, если он даст себе такой труд, легко стать государственным мужем. Именно это и случилось с лордом Брентфордом, если мы сочтем государственным мужем любого, кто вошел в кабинет министров.

      В то время у леди Лоры на Портман-сквер гостила ее близкая подруга по имени Вайолет Эффингем – сирота, наследница большого состояния и красавица, у которой имелась несносная тетка, охранявшая племянницу, словно дракон девицу в башне. Но, поскольку мисс Эффингем уже вступила в пору совершеннолетия и могла распоряжаться своим состоянием, леди Болдок, говоря по правде, вовсе не имела драконьей власти. Как бы то ни было, сейчас суровой тюремщицы рядом не было, и потому заточенная девица наслаждалась относительной свободой. Вайолет Эффингем была очень хороша собой, хотя ее красоту трудно было назвать совершенной: небольшого роста, со светлыми пушистыми локонами, которые, казалось, то и дело падали ей на лоб, хотя на самом деле ни волоска не выбивалось из прически; кроткий, мягкий взгляд серых глаз никогда не задерживался ни на ком надолго, но и мгновения хватало, чтобы он поразил ваше сердце своей невыразимой сладостью; нежнейшая белая кожа, которая, заливаясь краской, лишь едва заметно, почти неуловимо розовела, обретая оттенок, который почти невозможно описать словами; безупречные губы – не настолько маленькие, чтобы лицо казалось глуповатым, но почти божественно совершенные, соблазнительно полные, богатого рубинового оттенка. Зубы, которые она так редко показывала, были очень ровными и белыми, а на подбородке играла самая очаровательная ямочка, которая неизменно притягивала мужской взгляд. Единственным, что могло сойти за изъян, был нос, слегка островатый и, быть может, чересчур миниатюрный. Некая дама, желая принизить