Просроченная клевета. Валерия Василевская

пресса найдет, что сказать по этому поводу, но сегодня ее грязный пиар пойдет нам на пользу.

      – Хм… Я полагаю, они напишут то и только то, что пожелает прочесть Абрам Самуилович.

      – Я тоже так думаю.

      – Клавдия Васильевна… А ведь вы поступили опрометчиво, не посоветовались со мной. Выгодность займа определяется процентами, которые нам придется возвращать, и скоростью этих возвратов…

      – Десять процентов вас устроит?

      – В месяц?

      – В год.

      – Более чем… Я надеюсь, вы не подписали ни одной бумаги? Не знаю, что на уме у старого хорька. Он или спасет банки Белозерского, или подгребет их под себя. Второе правдоподобнее.

      – Не забывайте, Павел Валерьянович, я до сих пор не имею права подписи. Господин Ропшильд ждет нас сегодня к 10.30 в своем кабинете, где будут обговорены основные пункты сотрудничества. Пригласите Цукато и Заболоцкого. Я хочу, чтоб вы подошли к этому делу вдумчиво и осторожно. Позже соберем совет директоров.

      – Цукато подал заявление об увольнении.

      Клава молчала несколько секунд, переживая первое предательство. «Если друг оказался вдруг…»

      – А на вас с Михаилом Сергеевичем я могу рассчитывать?

      – Можете. Мы дали слово Владимиру заботиться о его вдове и детях. Мы знали, что это будет не просто.

      – Со временем вы поймете, что сделали правильный выбор. Я умею быть благодарной.

      – Клавдия Васильевна, позвольте последний вопрос? Зачем вы делаете это? Проще избавиться от рискованного бизнеса и уйти с достоинством.

      – Я не хочу никуда уходить. Я планирую остаться в России навсегда. Очень прошу вас, Павел Валерьянович, помогите нам всем остаться.

      Тот же день, 14 часов, офис адвоката и сыщика на Большой Полянке

      – Добрый день, Клавдия Васильевна. Прошу вас, присаживайтесь. Позвольте выразить свои соболезнования.

      Худощавый высокий парень в строгом темном костюме произнес стандартный набор слов, однако, его сочувствие не показалось Клавдии неискренними. Беркутов умел располагать к себе приятными манерами и негромкой, задушевной речью. Крупные кисти рук, но черты лица тонкие, почти женственные. Темные волнистые волосы, внимательные карие глаза, над пухлыми юношескими губами тонкая полоска усов. Все вместе неплохо смотрится, но, смотря на чей вкус.

      Рисунок В. Василевской с помощью нейросети.

      – Благодарю, Арсений Петрович.

      Клава устроилась в кресле, огромном и мягком, глотнула холодный чай. После напряжения последних дней, в кресле хотелось заснуть. Зачем она сюда пришла? Разве ей уже не безразлично, кто мастерил эти дурацкие снимки? И разве она не простила Владимира за коварную Марию-Терезию, передвинувшую столбы, быть может, только в ее воспаленном воображении? Когда приходит настоящее горе, слезы по маленьким бедкам кажутся глупыми и притворными…

      – Я хотела бы знать, есть какие-то результаты?

      – Клавдия Васильевна, вы обратились ко мне в воскресенье с утра. Сегодня вторник,