Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

и от друзей, и от родных мест; уносила неумолимо, как судьба, в дикую страну, во мрак…

      Они выплыли из устья Тасьмины в Днепр.

      Ветер свистел, а весла издавали однообразный, унылый звук. Перевозчики запели песню. Скшетуский завернулся в бурку, и лег в постель, которую ему приготовили солдаты. Он стал думать о Елене, о том, что она до сих пор не в Лубнах, что Богун остался, а он уезжает. Страх, злое предчувствие и тревога напали на него, как вороны. Он старался побороть их, мысли его спутались, странно как-то смешались со свистом ветра, плеском весел и песнями рыбаков – и наконец он уснул.

      Глава IX

      На другой день утром Скшетуский проснулся свежий, бодрый и в более веселом расположении духа Широко разлившиеся воды покрылись мелкой зыбью от легкого, теплого ветра. Туманные берега сливались с водой в одно необозримое пространство, так что Жендян, проснувшись и протерев глаза, даже испугался. Он удивленно посмотрел кругом и, не видя нигде берега, воскликнул:

      – Боже мой! Да никак мы в море?

      – Это большая река, а не море, – ответил Скшетуский, – а когда спадет туман, ты увидишь и берега.

      – Нам, пожалуй, скоро придется отправляться в Туречину.

      – И отправимся, если прикажут… Впрочем, видишь, не одни мы плывем здесь.

      Действительно, на реке виднелось несколько байдаков, домбозов или тумбозов и узких черных казачьих лодок, называемых в общежитии чайками. Некоторые из них плыли вниз по реке, несомые быстрым течением, – другие, с помощью весел и парусов, с трудом карабкались вверх Они везли рыбу, воск, соль и сушеные вишни в прибрежные города или же возвращались из окрестностей с запасами провизии для Кудака и с товарами, находящими легкий сбыт на мелочном базаре в Сечи. Берега Днепра от самого устья Псела представляли настоящую пустыню, в которой только кое-где белели казацкие зимовья; река служила дорогой, соединявшей Сечь с остальным миром, поэтому на ней происходило значительное движение, в особенности когда прибыль воды облегчала судоходство и даже пороги, исключая, конечно, Ненасытца, делались проходимыми для лодок.

      Поручик с любопытством приглядывался к этой жизни на реке, а байдарки его тем временем быстро неслись к Кудаку. Туман рассеялся, и берега уже ясно были видны. Над головами их носились миллионы водяных птиц: пеликанов, диких гусей, журавлей, уток и чаек, а в прибрежных камышах слышался страшный шум и бульканье воды, точно там происходила война или сейм пернатых.

      За Кременчугом берега стали ниже и открытее.

      – Смотрите-ка! – воскликнул внезапно Жендян. – Солнце печет, а на полях лежит снег.

      Скшетуский взглянул: по обеим сторонам реки блистал в солнечных лучах какой-то белый покров.

      – Эй, старший! Что это там белеется? – спросил Скшетуский у рулевого.

      – Это вишни, – отвечал тот.

      Действительно, это были вишневые леса, широко разросшиеся по обоим берегам за устьем Псела. Их сладкие, крупные ягоды служили кормом для птиц, зверей