Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

веток, которые все проезжающие по Диким Полям всегда возили с собой. Мигом в землю вбили шест для очага, и яркое пламя осветило группу людей, склонившихся над каким-то человеком, лежавшим на земле без всякого движения. Это были солдаты, одетые в красные кафтаны и волчьи шапки. Один из них, сидевший на породистом коне, по-видимому, был их предводителем; сойдя с лошади, он подошел ближе к лежавшему на земле и, обращаясь к одному из солдат, спросил:

      – А что, вахмистр, жив он или нет?

      – Жив, господин начальник, но хрипит; аркан сдавил ему горло.

      – Кто он?

      – Это не татарин, должно быть, кто-нибудь из важных!

      – Ну слава Богу.

      Начальник отряда внимательно посмотрел на лежащего.

      – Как будто гетман! – сказал он.

      – А под ним был татарский конь, лучше которого не найти у самого хана, – ответил вахмистр – Вон его держат.

      Начальник посмотрел в ту сторону, и лицо его прояснилось. Действительно, двое солдат держали прекрасного породистого коня, который, раздувая ноздри и прядя ушами, смотрел испуганными глазами на своего господина.

      – А конь, господин начальник, достанется нам? – вопросительно произнес вахмистр.

      – А ты, собака, хотел бы и в степи отнять коня у христианина?

      – Но ведь это наша добыча…

      Дальнейший разговор был прерван сильным хрипением лежащего на земле человека.

      – Влить ему в рот водки и развязать пояс! – приказал начальник.

      – Мы будем здесь ночевать?

      – Да. Расседлать коней и развести костер.

      Солдаты живо вскочили. Одни начали приводить в чувство и растирать лежавшего, другие отправились за тростником, третьи расстилали на земле для ночлега верблюжьи и медвежьи шкуры. Начальник отряда, не обращая более внимания на лежавшего на земле, расстегнул свой пояс и растянулся на бурке подле костра. Это был еще очень молодой человек, стройный, черноволосый, очень красивый, с худощавым лицом и выдающимся орлиным носом. В глазах его читались храбрость и самоуверенность, но лицо дышало благородством. Густые усы и, как видно, давно не бритая борода придавали ему солидный не по летам вид.

      Двое слуг занялись приготовлением ужина: положили на огонь уже готовые бараньи туши, сняли с лошадей несколько глухарей и бекасов, застреленных еще днем. Костер ярко пылал, освещая степь красным светом.

      Человек, лежавший на земле, понемногу начал приходить в себя. Некоторое время он водил налитыми кровью глазами по незнакомым ему лицам, присматриваясь к ним; потом попытался встать. Солдат, который разговаривал перед этим с начальником отряда, приподнял его под мышки; другой вложил ему в руки бердыш, на который незнакомец тяжело оперся.

      Лицо его было красно, жилы на нем вздуты. Наконец он глухим голосом произнес: «Воды». Ему дали водки, которую он жадно пил, и, очевидно, она помогла ему, так как, отняв флягу от рта,