Пепельный крест. Антуан Сенанк

под дьявольской пыткой. И Робер хранил в тайнике сознания мысль об одной пытке, о которой инквизитор ни за что не должен был узнать, иначе он заставит Робера признаться во всех преступлениях на свете. Пока он ползал, как насекомое, между грязными стенами каменного мешка, ни один страх не донимал его сильнее этого: что однажды инквизитор подберет такую пытку, которая сокрушит его мужество.

      – Жан, присмотри за дверью, – велел приор.

      Антонену не приходило в голову, что у ризничего может быть имя. Он обнаружил, что эти двое прекрасно ладят друг с другом, между ними сложились по‐настоящему братские отношения, однако они скрывали их при посторонних. Он почувствовал это, когда приор диктовал ему, а потом он копировал текст; ризничий присутствовал при этом, держась поодаль и следя за дверью, как будто она могла открыться в любую секунду.

      Приора Гийома и ризничего связывала дружба, и, как догадывался Антонен, она была давней и крепкой. Оставаясь наедине, они общались как кровные братья, между ними не чувствовалось разницы в положении. Однажды в день диктовки, придя немного раньше, Антонен через приоткрытую дверь услышал их голоса. Ризничий советовал приору соблюдать осторожность, и Антонен разобрал такие слова: “Не наговори лишнего, Гийом, у тебя много врагов”.

      – Ты любишь путешествия, Антонен?

      – Я не знаю, святой отец.

      Антонен никогда не совершал путешествий дальше, чем на пятьдесят лье. Он родился в Монпелье, городе медицинских школ, где его отец получил основную часть своих знаний. Ему был знаком только мир Лангедока, заключенный в треугольнике между Средиземным морем, Тулузой и Пиренеями на юге. В детстве во время поездок с отцом они останавливались только в богадельнях и лепрозориях. Отец сам воспитывал его; мать умерла, произведя его на свет.

      Он мало что помнил о девяти годах, предшествовавших чуме, из‐за которой он попал к доминиканцам. Он снова и снова видел мужчину в длинном черном плаще: тот шагал по смрадным улицам городов и оборачивался, проверяя, не отстал ли от него сын. Но обращенное к Антонену лицо было закрыто кожаной маской с вшитыми в нее стеклянными глазами. “Не приближайся ко мне” – слышался голос отца, когда Антонен пугался и ускорял шаг, чтобы его догнать.

      “Не приближайся ко мне”. Единственные слова, оставленные отцом ему в наследство. Теперь, когда он чувствовал, что после возвращения в обитель братья стали сторониться его, эти слова громче звучали у него в голове.

      Приор, погруженный в задумчивость, ждал его у входа в скрипторий. Антонену были знакомы его молчаливые блуждания по закоулкам собственных мыслей. Теперь ему хватало смелости их прерывать.

      – Путешествия куда, святой отец?

      Приор поднял на писца усталый взгляд:

      – В Крым, Антонен. В маленький город на Востоке. В Каффу[6].

      – Гийом!

      Ризничий вынырнул из полутьмы и подошел к скрипторию. Но приор жестом успокоил его.

      – Понимаешь, Антонен, Жан знает эту историю и беспокоится. Но я

6

Каффа – название, которое генуэзцы дали поселению Феодосия на юго-востоке Крыма, основанному греками и впоследствии неоднократно подвергавшемуся завоеваниям и разрушениям. Генуэзцы превратили его в крупный портовый город с процветающей торговлей.