Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви. Александр Юк

имел привилегию уходить накрывать на столы за десять минут до окончания урока.

      Когда прозвенел звонок и мальчишки, обгоняя друг друга и создавая пробку в дверном проеме, рванули в столовку, Маша подошла к учительскому столу, где Палыч аккуратно переносил с монитора компьютера в журнал столбик оценок:

      – Александр Павлович, это ошибка. Это не моя работа, а Мартова. Он вариант перепутал.

      – Ну, да, конечно. И фамилию свою тоже. Иди, Барышева, иди…

      Того времени, что презентовалось от урока дежурному по столовой, вполне хватило Максимке, чтобы высыпать в один из стаканов с компотом полную солонку. Фиолетово-бурого цвета компот из консервированной вишни был, пожалуй, единственной съедобной достопримечательностью столовского меню. Соль пришлось тщательно размешать, а не-растворившиеся окаменевшие куски зарыть в гущу, чтобы они не бросались в глаза. Дабы насладиться эффектом, Максим сам остался за заминированным столом. Со «счастливым» компотом подфартило Монмартику.

      Маша подсела к ним. Она по-прежнему ничего не ела в столовой, но по компромиссному договору с Карапетовной должна была хотя бы присутствовать и отбывать эту повинность вместе со всеми. Ей обязательно надо было поговорить с Женькой, но он, как нарочно, не давал ей ни единого шанса. Маша, нетерпеливо мысленно подгонявшая окончание застолья, зафиксировала некое особое выжидательно-садистское выражение на лице Макса, объектом интереса которого явно был Женька. Не зная предыстории, Маша не могла угадать истиной причины Максимкиного повышенного внимания. По лицу же Монмартика прочесть было ничего невозможно: не моргнув глазом, он осушил свой стакан, так что Максим уже начал сомневаться, за тем ли компотом он вел слежку. Сладострастное предвкушение на физиономии Макса сменилось маской разочарованного уныния. Но тут Женька, перехватив его взгляд, пододвинул ему стакан, на дне которого еще оставались ягоды:

      – Макс, ты, кажется, любишь гущу?

      – Спасибо, я сегодня переел, пока накрывал.

      Но тут с противоположного конца стола длиннющая телескопическая рука Лошадинова перехватила заветный стакан. Проговорив скороговоркой:

      – Так ты хочешь, не хочешь, как хочешь, – он быстро, пока никто из конкурентов не успел опомниться, загреб стакан себе.

      – Царствие ему небесное, – успел перекрестить его Монмартик.

      Но Сергей не слышал последнего напутствия. Все оставшееся в стакане содержимое было опрокинуто в рот. В следующий момент лицо его перекосила жуткая гримаса. Он покраснел так, что не стало видно даже редких веснушек, и без того круглые глаза сделались объемными, шарообразными… и вдруг все, чем был наполнен его рот, вырвалось фонтаном наружу в тарелку и на стол, к ужасу отпрянувших соседей.

      Первыми не выдержали Максим с Женькой. Пока остальные приходили в себя, эти двое, давясь от смеха, выскочили из-за стола и бросились вон из столовой.

      После школы, когда они остались, наконец, на улице одни, без лишних свидетелей, Маша остановила Монмартика:

      – Ты думал, я скажу тебе спасибо?..

      – Да