Труха. Мартин Брунов

усилий, чтобы удержать себя от исполнения замысла. Алкоголь или таблетки иногда приносили облегчение, но это была игра случая: они могли либо облегчить боль, либо только усугубить положение, приводя к неконтролируемому самоистязанию. К счастью, раны не были слишком глубокими и затягивались через несколько дней, но сам факт того, что я так поступал рвало мне душу на части, от этого нельзя было отмыться или забыть. Оно навечно заедало картинкой, всегда одной и той же, ради боли я превозмогал и боль. Лекарства вызывали сомнения: врачи, изучившие мою медицинскую карту и историю болезней, избегали назначения сильных препаратов, предпочитая прописывать пустые пилюли, которые приходилось принимать горстями или запивая спиртным, чтобы ощутить какой-либо эффект. Единственным верным решением оставалось переборщить с алкоголем, чтобы сознание ушло на покой и ничто не смогло бы помешать долгожданному сну.

      Я начал пить с той поры, как покинул свою мать и отправился в этот город по её же совету в хорошее место для учебы: без неё одиноко и никого рядом со мной и нет, но если вспомнить то, как жили мы, то верно дело, я должен был бы возрадоваться такой свободе. Но вся свобода свелась к тому, чтобы как можно скорее закончить день, а алкоголь хорошо в этом помогает, дает утешение и снимает напряжение; и все же я заметил, что это не панацея, а что-то такое, у чего я беру в долг и когда мне нечего отдавать из своих жизненных ресурсов, оно срывает мне голову, мутит сознание и приводит в чувство гнева, которое едва можно остановить. При этом оставаясь где-то глубоко в сознании и понимая, что со мной происходит, я злился ещё сильнее и напивался до такой степени, что падал на пол, лишь бы это бьющееся в гневливой тряске чудовище не вышло за пределы комнаты.

      В этот раз кот и мысли о несданном экзамене выкинули из головы прочь саму идею о том, чтобы напиться: жалкие попытки осмыслить и придать значение повели меня вперед, дальше винной лавки и обратно идти за ней я не был намерен, так как мои ноги не осилят снова этот путь.

      На третьем этаже я услышал, как Чех ругается со своей женой, и вдруг захотелось постучать к нему, чтобы узнать, что произошло на дороге, но громкий удар по двери, словно что-то массивное обрушилось на неё изнутри, заставил меня отбросить эту идею и продолжить свой путь домой.

      «Снова оставил свет включённым», – мелькнуло в голове, когда я вошёл в прихожую. Везде царил тот же жёлтый оттенок, что и снаружи, от фонарей улицы, проникающий сквозь окна квартиры. Меня охватывала тошнота, но я сумел справиться с этим чувством, снял обувь и направился в свою комнату, освещаемую мягким светом ночника. С самого детства я таскаю его за собой в места, где бы мне приходилось ночевать, только его свет мог помочь мне успокоиться и знать, что ночная тьма обуздывается таким маленьким светом. Помню, как однажды я испытал настоящий страх, когда он неожиданно погас, и едва не впал в панику, пока не заменил батарейки, после чего всё вернулось на свои места.

      Без вина сон не шёл ко