Труха. Мартин Брунов

было охвачено слабым сиянием, от которого шёл лёгкий дымок. Затем дымка исчезла, и время пошло своим чередом.

      Кожа моих рук не имела ни единого рубца. Я чесал её, гладил, щипал – чем привлекал к себе внимание – но не было ни намёка на то, что я с ней сотворил. Я огляделся: белые стены, мутные окна… Вокруг кипела больничная жизнь: санитарки бегали туда-сюда с бельём, медсёстры обхаживали новоприбывших и что-то записывали с их слов. Старшая медсестра, начальница смены, сложа руки перед собой, внимательно следила за всеми, сидя за единственным столом вдалеке от меня. На ближайшей к ней койке пациент читал книгу. «Знакомое лицо, – подумал я, – неужто это Филипп, который не мог прочитать и две страницы за день? Не может быть».

      «Если былое я смог вернуть, то нужно вспомнить, что сейчас произойдёт», – подумал я и отвлёкся на шум приближающихся ко мне шагов. Одна из медсестёр подошла ко мне и в грубой форме позвала за собой, на каждую секунду моего промедления грозно делая выдох. Я вспомнил: сейчас меня должны повести к моему психиатру, к миссис Беккер.

      Пока я шёл, то пытался осознать происходящее: неужели не что-то, а именно я мог менять время, давать ему направление? Неужели я – это сила, способная одно русло реки заставить перетечь в другое и при этом не оставить следов? Неужто я могу поменять направление рек? Безумие в чистом виде, которое я не мог в себе признать. Уж слишком хорошо это, тем более, что я не мог понять на тот момент, как мне управлять этим не то даром, не то проклятьем.

      Полная женщина встретила меня, сидя на стуле с равнодушным вздохом. Лишь на миг оглядев меня и указав на место приказом своего жирного пальца, она вернулась обратно к бумагам.

      Тяжёлое молчание тянулось бесконечно долго; размышляя об открытии своей способности, я подумал о том, как можно было бы перелистнуть время на некоторый отрезок вперёд, но усилиями мысли этого было достичь невозможно – так я думал на тот период, только начинающий созревать в вопросе управления временем.

      – Саймон Риллс, – обратилась ко мне врач-психиатр, – как дела со сном?

      – Да в порядке, – отвечаю я ей неловко, – поспал, выспался, не просыпался, – отвечал я, стараясь одновременно вспомнить, с чем меня упекли в эту лечебницу.

      – Серьёзно? – удивлённо спросила она у меня. – Медсёстры говорят об обратном, вот: «Тринадцатого, четырнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого июня, а также этим утром этого дня по наблюдениям дежурной медсестры было зафиксировано полное отсутствие сна, нервное подёргивание конечностей в течение этих дней, а также явно выраженная тревога и зуд: пациент стирал свою кожу до крови в попытке унять зуд, на замечание медперсонала не реагировал, требовал помощи. Инъекция трамбализина помогла унять зуд и остановить гиперкинезы частей тела и лица. При всём при этом Саймон Риллс не обрёл покоя во сне, днём жаловался на сонливость и просил разрешения лечь спать раньше положенного. Ближе к вечеру четырнадцатого июня симптомы повторились. По ходу наблюдения