Владелец тревожности. Олег Лукошин

Да кто ж его купит?

      – Кто-нибудь да купит. Вадим вон хотя бы. Он человек приезжий, богатый.

      Она обернулась. Взглянула – и обратно. Трепетно так, пронзительно.

      «Какая-то страшная женщина заглянула в окно и сказала, что ты не проснёшься никогда, потому что это не сон, а смерть. Я прогнал её – глупую, старую женщину со своими нелепыми домыслами и продолжал ждать. Я не верил, что это смерть, ведь ты дышала. И кожа твоя была чистой, и губы всё так же алели. Я ждал, но к несчастью проснулся сам. Проснулся, и долго не мог вспомнить сон. Потом вспомнил и был очень удивлён – как могло такое произойти: ведь я здесь, а ты там – во сне, и всё ещё спишь. Разве может быть такое?»

      – Что тебе, Тань?

      – Хлеба. И банку кофе.

      – Хлеб, банка кофе. Всё?

      – Всё.

      Подошел и его черёд.

      Она уходила в это время. Уходя, обернулась. Взглянула яростно, зло даже – он видел краем глаза.

      Выйдя наружу, опять увидел её. Шла домой. Обернулась, посмотрела. Злая. Гордая.

      «Что ты, что ты! Разве могу я променять тебя? Вулканы забурлили, лава потекла – мне уже не сдержать. Почему-то, когда-то – в какой момент? в какой миг? – стрелки перевели и часы идут по-новому. Чудесно, завлекательно – чудесно оттого, что не уловить начал. Не улавливать бы и концов, стало бы в сто крат завлекательней. Изумительно и так. Ты спишь ещё – где-то там, в моём собственном сне, и я даже не знаю – стоит ли тебя будить. Возможно ли это, осуществимо ли? Взгляды, которые дарила на прощание – да. Они – да, они говорят. Сон чуден, но и чуток. Я не осторожен, но если будить суждено мне – что же, пусть свершится. Я беру на себя ответственность».

      Почва была мясистой, мягкой – ноги погружались в неё чуть ли не по щиколотки. Каждый шаг давался с трудом – за двадцать минут Вадим не прошагал и километра.

      Он старался ориентироваться на ветви – их было вроде бы больше на той стороне, которая смотрела чуть влево и назад от направления его следования. Вадим оглядывался – не искривилась ли линия его следов. Она казалась прямой. Чем дальше от просеки, тем гуще росли деревья, и рука лесников уже не ощущалась на них. С ветвями становилось сложнее – теперь они покрывали стволы равномернее и служить ориентиром вряд ли могли. Вадим оставил это занятие.

      Это было характерно для него. Человек широкой натуры, он просто физически не мог уделять внимание мелочам. Он живо и с азартом брался за новое дело и – нет, не бросал его на полпути, такой безалаберности за ним не наблюдалось – завершал его, всегда завершал. Правда не с тем хотением, какое наблюдалось поначалу. Детали отпадали, все силы направлялись на протаривание основной линии и пусть шероховато это выглядело, но сообразно с задумкой. Вредила ли эта особенность характера ему в жизни? Не знаю, определённо не скажешь. Мы все заложники собственных слабостей, они-то и создают нашу индивидуальность. Абсолютный человек – скучное существо. Он всегда прав, всегда собран и нацелен на результат, всегда достигает его. Ему чужды эмоции, а чувства не сбивают с намеченной цели. Сомневаюсь, существуют ли такие в действительности и совершенно тщетны попытки коварных философов направить силы человечества по этому пути. Люди – дети порока. Сладкая