Cекрет Коко. Ниам Грин

от него ушла жена.

      И только Питер и Нора из «Кофе-Дока» через дорогу уже на ногах и открыли свое кафе. Со своего порога я вижу, как Нора оживленно спорит о чем-то с мужем. Женщина она очень субтильная, в ней и пяти футов[4] нет, и хотя Питер выше среднего роста, она явно внушает ему страх. Бедный Питер – на его лице уже появилось виноватое выражение, которое мы видим всякий раз, когда Нора совершенно утрачивает выдержку, а случается это с ней довольно часто. Должно быть, он опять ошибся в заказе партии хлеба или забыл убрать пакетики из-под чая с прилавка. В то время как Карл чересчур аккуратен, Питер – полная его противоположность.

      Повесив на входе в лавку Суона табличку «Открыто», я поворачиваюсь спиной к улице и в очередной раз восхищаюсь самым любимым своим местом на всем белом свете. Каждое утро я стараюсь улучить момент и замереть на миг на пороге, чтобы вдохнуть сладчайший аромат из всех, что мне доводилось слышать: запах старины. Почти каждый дюйм нашего небольшого магазинчика заставлен антиквариатом, который мне так по душе – со многими из этих старинных вещичек я знакома едва ли не с пеленок. В этом углу, например, стоит старинный буфет орехового дерева – он здесь находится еще со времен моего детства, сияет своими до блеска отполированными бронзовыми ручками. За ним стоит библиотечная лесенка из красного дерева, которую я в жизни не продам, потому что мне нравится думать, будто когда-нибудь я заведу собственную библиотеку и стану взбираться на лесенку, чтобы дотянуться до какого-нибудь полного собрания сочинений. Здесь же висит птичья клетка и хранится высокая красная фарфоровая ваза, украшенная окантовкой из переливчатого перламутра, сияющего на солнце. Каждая трещинка прикрыта разнообразными безделушками: здесь и крошечные четки, покоящиеся на фарфоровом подносе, в терпеливом ожидании подходящего человека, который спасет их от забвения и унесет домой, где сделает из них чудесное ожерелье; и огромные оленьи рога, с которых свисают на цепочке старинные карманные часы.

      Стены сплошь увешаны позолоченными зеркалами и желтеющими картинами в самых разных рамах, а на потолке висят старинные люстры и яркие лампы. Шаткие крашеные книжные шкафы опираются друг на друга, кренясь под тяжестью твердых переплетов – все время кажется, что они могут свалиться на тебя. Вот выстроились в ряд с полдюжины бронзовых изваяний, накрытых чудесными, хоть и старомодными, покрывалами. Еще два старых буфета заставлены хрупкой керамической посудой и изящными фигурками, рядом с которыми возвышается та самая витрина матового стекла, где хранится любимое мамино жемчужное ожерелье. Вокруг нее развешаны китайские фонарики. Самый любимый мой момент за весь день настает вечером, когда под их мерцание я разглядываю все эти предметы и представляю, сколько же всего они видели, какую жизнь прожили, где побывали, прежде чем попали в мои руки. Мне довольно одного лишь взгляда, чтобы нарисовать в своем воображении историю жизни некоторых из этих вещиц, атмосферу, что царила вокруг них, радости и горести, свидетелями

4

Полутора метров.