Мытари и фарисеи. Николай Еленевский

меня. Так вот, по данному вопросу я хочу персонально знать позицию каждого.

      Все понимали, что исключение из партии в последующем означало для Ерохина и увольнение из Вооруженных Сил, поэтому слушали Дубяйко без особого энтузиазма.

      – Майор Сорокин, ваше мнение?

      Сорокин вздохнул и пожал плечами.

      – Да чего вы завздыхали, Иван Петрович, у нас с вами по Ерохину неоднократно был разговор, и вы соглашались, а теперь что? – и Дубяйко раздраженно выкрикнул, – вы посмотрите на него, разве это офицер?! Это наш позор!!

      Ерохин перестал поглаживать фуражку, замер, затем начал отстукивать по лакированному козырьку барабанную дробь.

      – Вот-вот, он и здесь цирк утраивает! Это из-за таких наша партия теряет авторитет, это… – Дубяйко даже привстал из кресла, – а такие, как ты, Сорокин, этому потворствуют!

      Сорокин опять пожал плечами.

      – А подполковник Лунянин как думает? Николай Никитич, он ведь начинал свою службу в первой эскадрильи? – вдруг учтиво произнес Дубяйко, и его учтивость вместо привычной нахрапистости мне не понравилась. Повеяло фальшью, неестественностью к тому, что происходило. Офицеры знали наши натянутые отношения, а здесь он вдруг назвал меня по имени-отчеству.

      – Да, мы начинали вместе, еще лейтенантами, – я посмотрел начальнику политотдела в глаза, и он сразу отвел взгляд.

      – И что?

      – Хороший офицер, орденоносец.

      – Как же этот орденоносец умудрился так гвардию опозорить?

      – За всю гвардию говорить не надо. В ней тоже всякого по нынешним временам хватает. А если по правде, ничего страшного в том, что произошло, не вижу. Ну, слегка освежил генерала. Вода ведь чистая, без дерьма и запаха.

      – Вы, вы… ты, ты, подполковник, ты думай, о чем говоришь?!! – Дубяйко постучал себя по лбу, – причем здесь дерьмо и запах! Да так можно договориться знаешь до чего?

      Парамыгин ухмыльнулся, посмотрел на меня, покачал головой, пробормотал:

      – Да, покатилася торба с великого горба… Фарисействуем, братцы, фарисействуем. Были такими, такими и останемся.

      – Парамыгин, что у тебя, чем недоволен? – уставился на него Дубяйко.

      Парамыгин оторвал взгляд от летавшей мухи:

      – Из-за стакана воды ломать судьбу, не дороговато ли для нас?

      – О каких «нас» мямлишь, я говорю о партии, о ее авторитете!! – перешел на крик Дубяйко. – Кто еще такого мнения? Здесь не торги, здесь заседание партийной комиссии отдельного гвардейского вертолетного полка. Офицер пьяным вышел, пьяным, когда такое, – вскочил Дубяйко и покрутил пальцем, словно винтом, – такое мероприятие, в поддержку самого Горбачева. Что о нас подумают в Москве, если туда сигнал проскочит?!!

      – Да, иногда стук быстрее доходит, чем звук, – ухмыльнулся Парамыгин, – Москва, она и есть Москва, уж выше некуда! Вот только официального заключения, что он пьяным был, у нас нет. Без него… Сами понимаете…

      Разговор явно пошел не по тому руслу, на которое рассчитывал Дубяйко.

      – Какое