Последняя война Российской империи. Сергей Эдуардович Цветков

Далее следовали 10 требований, сводившихся к необходимости строгого наказания для лиц, замешанных в сараевском убийстве, и полного запрещения антиавстрийской деятельности и пропаганды – в школе, университете, в прессе и в армии. Среди этого перечня унизительных мер были два чрезвычайно оскорбительных условия, на которые особенно рассчитывал Берхтольд. Они предусматривали удаление с военной службы и из администрации всех сербских офицеров и чиновников, чьи имена укажет Вена, и участие представителей австрийского правительства в расследовании обстоятельств убийства Франца Фердинанда.

      Русский посол в Вене Николай Николаевич Шебеко, узнавший о подготовке ультиматума, потребовал разъяснений. Но ему так убедительно растолковали формальный характер этого документа, будто бы совершенно не затрагивающего суверенитета и государственного престижа Сербии, что он 21 июля со спокойной душой уехал в отпуск.

      Между тем Берхтольд до последнего оттягивал срок ознакомления с содержанием ультиматума даже Франца-Иосифа и графа Чиршки – из боязни, что они могут потребовать смягчения его наглого и вызывающего тона. В результате текст австрийской ноты лег на стол германского министра иностранных дел менее чем за двое суток до его вручения сербской стороне. Времени на обсуждение и редактирование уже не оставалось.

      Впрочем, никто и не потребовал ничего подобного. Вильгельм всецело одобрял провокационное творение Берхтольда. «Браво, – заметил он по поводу «энергичного тона и резких требований» этого документа, о которых ему сообщил Чиршки. – Признаться, от венцев этого уже не ожидали».

      Во всем аппарате германского правительства лишь один секретарь рейхсканцлера Курт Рицлер находил, что события приняли неприятный оборот, когда телега управляет лошадью. 23 июля, узнав о вручении сербам австрийского ультиматума, он меланхолически занес в дневник: «Нам придется вечно плестись за этим слабым государством и прилагать нашу молодую силу для затягивания его распада».

      XVII

      В Петербурге эхо сараевского выстрела поначалу никого не встревожило. Министр иностранных дел Сазонов был в отпуске, а его подчиненных занимали такие важные вопросы, как повышение турецких пошлин и предоставление займа Монголии. Войска проходили учебу в летних лагерях. Петербуржцы были больше обеспокоены не международным положением, а пожарами в окрестностях города. «По заведенному в последние годы порядку, – пишет член Государственного Совета от Тверского земства Владимир Иосифович Гурко, – в Тверской, Новгородской и Петербургской губерниях горели торфяные болота, и воздух на многие версты кругом был пропитан едким дымом».

      Только 3 июля вернувшийся в столицу Сазонов провел особое заседание совета министров в Новом Петергофе. Никто из присутствовавших не видел ни малейшего повода для беспокойства. Сербам советовали сохранять выдержку, а чтобы подбодрить союзников, было решено ускорить выдачу им 120 тысяч винтовок