Бывает ли безмятежной любовь?. Света Бабик

phasis>

      И губы той, что нас целует.

      Вода, и тень, и звон стакана.

      Всё покидает и минует.

      Из стихотворения «Осенняя бабочка». Пабло Неруда, 1973.

      На Масленицу, позади уже были полгода учебы в восьмом классе, они тогда поехали с подружками в Иваньковский лес. Так называли парк, расположенный рядом с больницей МПС.

      Дама, вступившая в пору серебряного возраста, улыбаясь своим воспоминаниям, посмотрела в окно.

      Тогда также светило солнце, и небо открыло такие горизонты, показало такую глубину, заполнив все вокруг голубым сиянием, что все в миг почувствовали приближение Весны. Весны и любви.

      Мороз крепко пощипывал за нос. Как всегда, он сопротивлялся наступлению весны. Даже варежки не согревали рук. Но девушка не мерзла, на ногах были те самые замшевые сапоги, которым завидовали все девчонки в классе. Она ухмылялась про себя, зря завидуют. Их Инга купила на свои, заработанные. Никто из класса не мог похвастаться, что хоть копейку заработал в своей жизни. А она могла. Но никому об этом не рассказывала. Незачем им знать.

      Тем летом Инга, ни с кем не советуясь, пошла на почту. От матери денег не дождаться, а очень хотелось в зиму восьмого класса ходить в нормальных, а еще лучше, красивых и теплых сапогах.

      Ее взяли с распростертыми объятиями, будто только и ждали. Сказали, рук не хватает, давай, девочка, помогай. Работа тяжелая. А ты работы не боишься? Инга покачала головой. Оформили на материну трудовую книжку.

      Каждый день она с большим трудом вставала в пять утра, чтобы к шести успеть рассортировать заказные письма и газеты. Письма оставались на полочках стеллажей в ожидании, когда за ними придут. А ей надо было закинуть в почтовые ящики квитанции. Но это мелочь. К полудню ее ждала тяжеленная сумка, которую она таскала по этажам. В сумку набивали книги по подписке, и она была обязана разнести их поквартирно. Каждый раз Инга с ужасом смотрела вверх лестничных пролетов, если подписчик жил на пятом или шестом этаже. Сумку оставлять внизу не разрешали. А плечи еле выдерживали груз. Лямки натирали кожу. Она подкладывала свернутую многократно марлю, как научили ее почтальонши, но это мало помогало. Июль был жарким. Кожа прела и быстро вздувались волдыри от мозолей. Но Инга терпела. Во что бы то ни стало она должна была избавиться от этих проклятых книг.

      По секрету о своей работе Инга рассказала своей подружке Любе, которая училась классом ниже. Не жаловалась. Та сама увидела на ее плечах малиновые рубцы.

      – Т ы что, с ума сошла? Бросай это дело. На фиг так мучиться.

      – Пройдет, – уклончиво не согласилась Инга.

      – Ладно, если тебе это так надо, я иногда буду тебе помогать.

      После этого несколько раз они вдвоем штурмовали лестницы шестиэтажных домов без лифта, деля между собой Толстого, Куприна, Чехова и ЖЗЛ.

      А в утренний рейс, который начинался в семь утра, Инга разносила газеты. И они ей казались пушинкой по сравнению с томами классиков.

      За полтора месяца, незаметно пролетели июль и половина августа, Инга заработала достаточно, чтобы купить себе сапоги. Попались отличные –польские, замшевые. Мечта любой женщины, не то, что подростка. Полдня за ними Инга простояла в очереди в ГУМе.

      Покупка стала ее тайной радостью – после тяжелого, почти беспросветного детства в коммуналке, недоедания и отказа себе во всем, пока отец сидел в тюрьме, стыда перед одноклассницами, которые видели на ней перешитые чужие вещи, которые она донашивала за кем-то, скрыть это было невозможно, – это было похоже на скачок из тьмы в новый мир!

      Она угадала. В классе лучше сапог ни у кого не было. Но не тщеславие руководило девочкой, она никогда не стремилась к тому, чтобы поразить кого-то в плане «шмоток», просто ноги мерзли. И сапожки хотелось новые и модные.

      Молодежь собралась у деревянного чучела, покрытого соломой, и веселилась. Играла музыка. В импровизированной под русскую избу будке продавали горячие пончики и глинтвейн. Массовики-затейники предлагали всем включиться в общий хоровод. Под аккордеон отплясывали выпившие горячего винца ребята и девушки. Ждали главного момента праздника – сожжения чучела Масленицы. Кровь кипела. Девчонки и ребята стреляли друг в друга глазками, радуясь солнцу, морозу, празднику, молодости, да и просто жизни.

      Инга заметила, что красивый парень без шапки – это в такой-то мороз – не сводит с нее глаз. Он ей сразу понравился, но она продолжала делать вид, что взгляда его не замечает, и вместе с гурьбой ребят вовлеклась в общее веселье.

      Они забирались на деревянную горку, залитую водой, и поодиночке, подвое, потрое спускались, визжа на всю округу, кто на ногах, кто на попе. В конце горки сталкивались с теми, кто не успевал встать. Те опять падали, вставали. Их опять подсекали. Но никто ни на кого не обижался. Всем было весело и тепло. Мерзнуть было некогда. Бегом поднимались на горку, и с визгом – вниз.

      Инга взбежала на верхнюю площадку, собралась с духом и готова была уже рвануться вперед. Но в этот момент почувствовала, что кто-то сзади взял ее за плечи