Палата № 6. Антон Чехов

осуществлялась в большом несобранном цикле идеологических повестей, которые оказываются важным звеном чеховского мира-романа. С 1887-го по 1896 г. Чехов почти ежегодно обращается к жанру рассуждений, восемь текстов этого времени выстраиваются в почти непрерывную цепочку: «Огни» (1887), «Скучная история» (1889), «Дуэль» (1891), «Палата № 6» (1692), «Рассказ неизвестного человека» (1893), «Черный монах» (1894), «Дом с мезонином» (1896) и «Моя жизнь» (1896).

      Как и в случае с другими жанрами, Чехов незаметно преобразует философский жанр, приспосабливая его к своим потребностям. В этих текстах возникает жанровая модель, повествовательный архетип, последовательно реализуемый в каждом конкретном случае.

      Главный герой – интеллигент, иногда пытающийся избежать сословной судьбы (неизвестный человек, Мисаил из «Моей жизни»), но неспособный не размышлять – по привычке, долгу или даже обязанности (хотя профессиональный философ, магистр Коврин, уступает в этом смысле профессору-медику из «Скучной истории»).

      Почва, фундамент чеховской повести (в чем ее очевидное отличие от идеологических романов Достоевского) – быт: история любви («Дом с мезонином») или адюльтера («Огни»), осложненная семейными конфликтами («Скучная история», «Моя жизнь»), профессиональными притязаниями («Черный монах»), общественными проблемами («Дуэль», «Палата № 6», «Рассказ неизвестного человека»).

      Но бытовая линия сюжета, достаточная для сценок и повествовательных рассказов, дополняется линией идеологической – сценами диалога, спора (в «Скучной истории» – насыщенного интеллектуального монолога). Может показаться, что эти размышления и споры нужны лишь для характеристики героя. «Называется он так: „Скучная история (Из записок старого человека)“, – объясняет Чехов замысел одной из самых важных и одной из первых в этом жанровом ряду повести. – Самое скучное в нем, как увидите, это длинные рассуждения, которых, к сожалению, нельзя выбросить, так как без них не может обойтись мой герой, пишущий записки. Эти рассуждения фатальны и необходимы, как тяжелый лафет для пушки. Они характеризуют и героя, и его настроение, и его вилянье перед самим собой» (A. H. Плещееву, 24 сентября 1889 г.; П 3, 352).

      Однако за привычной писательской иронически заниженной самооценкой (невозможно представить, чтобы он хотя бы раз воскликнул: «Ай да Чехов! Ай да сукин сын! Ай да молодец!» или гордо произнес: «Сегодня я гений!») скрывалась вполне сознательная установка, длинная собственная мысль. Бытовые диалоги в идеологических повестях перерастают в сокращенные философские повести, Чехов вдруг предстает «Достоевским в домашних тапочках».

      Писатель воспроизводит практически весь интеллектуальный репертуар эпохи, распространенные среди современников-интеллигентов формулы жизни: поздненародническую идею терроризма в «Рассказе неизвестного человека» (не случаен первоначальный обобщающий вариант заглавия повести – «В восьмидесятые годы»); теорию «малых дел» в «Доме с мезонином»; близкую Толстому идею опрощения, жизни «трудами рук своих»